Век Дракона, 9:37 — 9:41

Ходят слухи, что...
Король Ферелдена мертв, однако иные утверждают, что он активно обхаживает Наместницу Киркволла.
Видимо скоро Ферелден либо расширит свои границы, либо сменит правителя.

СЮЖЕТПРАВИЛАКЛАССЫРОЛИГОСТЕВАЯ

    Натаниэль Хоу

    Серые Стражи ждут не дождутся своего бывалого лучника.

    Изабела

    Королеву морей ждут товарищи в Киркволле и еще не разграбленные сокровищницы.

    Дориан Павус

    Лучшие усы Тедаса ждут приключения в Тевинтере и Инквизиции!

Добро пожаловать
на Dragon Age: Trivius!

система игры: эпизодическая

рейтинг игры: 18+

Подслушанное:

- Ее зовут Бешеная. Это кличка. Не прозвище
- Лето. Кличка. Не время года. То есть и время года, но не сейчас, сейчас только кличка.
Эдлин и Гаррет

- Я тут новая экстренная помощь, пока мой отряд со всем не разберется.
- Я тут старенькая не экстренная проблема.
Эдлин и Гаррет

В этом были они все - если бы Мариан сама сейчас не сказала, где они, то он бы сам спросил. Семья на первом месте: они всегда вместе, они всегда встанут друг за друга, если потребуется, а как показала практика, требуется очень часто.
Гаррет Хоук

Каждый разговор по душам, даже самый неуклюжий, стоило закончить утопая в выпивке.
Карвер Хоук

Мальчик, больше двадцати лет, боится произнести в слух хоть какое-то слово. Однако, если не сказал бы ничего, то просто бы расплакался, а это было бы еще хуже. Все-таки он маг огня, а не маг слез.
Гаррет Хоук

Вздох. Хотелось плакать, но какой толк в слезах? Ее никто не защитит, никто не позаботится. Потому что это она должна заботиться, это она должна защищать свою семью.
Мариан Хоук

Отец был магом, но при этом спокойно защищал семью. Гаррет тоже должен. Должен, только вот что-то не получается.
Гаррет Хоук

Ты был собой, за это нет смысла извиняться.
Мариан Хоук

- Потому что ты страшный.
- Это я старший?!
- Ты что, старший?
- А, ну да, я старший.
очень бухие Алистер и Гаррет

Максвелл поднял взгляд зеленых глаз на Каллена. Что было в этом взгляде больше – горечи или решимости, трудно сказать. – Ты прав. Я забыл, кто я есть. Я плохой Инквизитор. И, видимо, все же плохой брат, – глубокий вздох. Признавать свои ошибки было тяжело, но Тревельян умел это делать.
Максвелл Тревельян

– Демоны будут петь вам что угодно, командор. Только вам решать, повторять ли их песнь.
Солас

– Демоны, немного заговоров, предательства, что-то там с магией крови, еще целая куча дерьма и я, – проходя в кабинет, ответил на вопрос Гаррет, который был задан не ему. Но он его слышал и был оперативнее в этом вопросе, чем рыцарь-капитан, так что ответ засчитан. – Выбирай, что больше нравится.
Гаррет Хоук

Что мы имеем? Долговязый парнишка с палкой в руке, что раскидывает своих врагов направо и налево, что даже разбойница залипла, наблюдая за его магическими фокусами (в Хайевере маги бывали всего пару раз), здоровенный воин, который просто сбивает своим щитом врагов, подобно разъяренному быку, и ведьма, которая только одним видом своих обнаженных грудей убивает мужчин. Ну или взглядом. Ей даже ее коряга не нужна.
Эдлин Кусланд

Слуги переглянулись и лишь незаметно пожали плечами. Правители Ферелдена частенько играли другие роли, и уже за столько лет все привыкли.
Эдлин Кусланд

– Выглядишь просто отвратительно, – тактичность, Карвер, ты вообще знаешь такое слово?
Карвер Хоук

Сам Гаррет бы скорее всего попытался подойти ко всему с юмором.
– И в чем стена виновата? Неужто это она вероломно набросилась на простынь? – С которым у тебя, Карвер, тоже не очень. Может, шутка и была бы забавной, если бы ты не произнес ее таким убитым тоном, болван.
Карвер Хоук

– Забираю свои слова, – мельком глядя на зеленоватого духа, который все еще бездействовал. – Ты весьма милый.
Гаррет Хоук

– Я не произнесла и половины заклинания. Конечно же ритуал не подействовал. Покойники совершенно не хотят возвращаться к загробной жизни и не пугать живых в свободное время, –
Мейллеонен Лавеллан

Dragon Age: Trivius

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Dragon Age: Trivius » Пыльные полки » Взвейтесь кострами


Взвейтесь кострами

Сообщений 1 страница 16 из 16

1

Дата: 14-16 джустиниана, 9:37.
Место: пепелище стоянка клана Адален.
Участники: Алавин, Армаэллон, Ливен.
Описание эпизода:
Трое из клана пошли за припасами. Трое вернулись к клану... или к тому, что от него осталось.

0

2

Кажется, именно благодаря таким вылазкам и чувствуется, как все-таки здорово дома. И совсем не важно, что дом этот постоянно перемещается и оказывается в самых разных местах. Возможно скоро они опять переместятся… Ага… переместятся… Алавин хмыкает, вспоминая, что возможно переместится только она. В новый клан. К незнакомцам, к которым нужно будет привыкать, к эльфу с которым они практически не знакомы, и все это по милости Ливен. Неужели трудно было смолчать и не посылать этих несчастных послов так далеко? Хотя, может быть ей самой не хотелось уходить и в этом все дело. Почти всю дорогу домой Алавин плавала где-то в своих мыслях, почти не слушая разговор старших. Будущее не давало ей покоя своей неопределенностью, да и расставаться с теми к кому так сильно привыкла… об этом даже думать не хотелось. Эльфийка оглянулась, улыбаясь, пытаясь сделать вид, что очень внимательно их слушает, хотя не была уверена, говорили ли они вообще последние несколько минут. До дома оставалось совсем чуть-чуть. Посох мерно постукивал по земле время от времени, пальцы привычно сжимали родное древко. Тяжелый день, усталость накатывала все сильнее и сильнее, хотя вылазка вроде и прошла успешно, но все же магесса выдохлась, живот несчастно поуркивал требуя порцию еды, да побольше.
До лагеря оставалось совсем немного, вход был буквально через метров сто, как Алавин резко затормозила.
- Вы слышите?- шепотом спросила она, глядя на старших. Вокруг было тихо, слишком тихо, словно лес замолк, погрузился в сон, птицы молчали, никакое зверье не копошилось в кустах, ничего. Эта тишина неприятно кольнула сердце, заставляя тревогу поселиться там. Слишком тихо. Ей нравилась нынешняя стоянка пением птиц, кто-то щебетал даже ночью, сильно раздражая некоторых, но она это обожала, а сейчас словно было что-то не так. И не видно никого. Алавин только сейчас осознала, что никто не вышел их встречать, не то чтобы их каждый раз приветствовали песнями и плясками, но на границе всегда кто-то дежурит, на случай если заявится зверь дикий, или какой недоброжелатель.
Эльфийка оглянулась по сторонам, пытаясь углядеть, хоть кого-нибудь. Может их соклановцы просто шутят, веселый розыгрыш в честь возвращения, почему нет, такое ведь бывает.
- Просто шутка, да?- все так же шепотом. Почему-то  ответ ей знать совсем не хотелось. В воздухе витал запах гари. Алавин сорвалась с места раньше, чем поняла, что делает. Ноги, казалось, сами несли ее,  она бежала, что есть сил, чувствуя как в груди горит от нехватки кислорода, и только добежав до лагеря, остановилась. Тело словно окаменело, мешая сделать хотя бы шаг, словно ее пригвоздили к месту. Ужас, казалось, заставлял волосы на затылке шевелится. Лагеря больше не было…
Все перевернуто вверх дном, палатки и подобия хижинок в руинах, разломаны, разрушены, словно выпотрошены… Алавин стояла прикрыв рот дрожащей ладонью, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.  Их дома больше нет.  Глаза видели, но голова отказывалась осознавать, слишком больно, слишком страшно. Кровавые пятна всюду, изувеченные тела, с застрявшими стрелами… старики, взрослые, дети… исключения не сделали ни для кого, казалось, они были всюду, смотрели мертвыми глазами, как будто спрашивая «где ты была, когда мы умирали?»…  маленькие ручки так и сжимают окровавленную галлу, пустой взгляд мертвого ребенка, заставляет содрогнуться, вцепиться пальцами в волосы, оседая на корточки. Догорала последняя аравель, разнося по округе отвратительный запах горелого.

Отредактировано Алавин (2015-06-16 22:43:47)

+2

3

Армаэллон не замечал отсутствия звуков последний час, а то и два. Слишком расслаблен, ведь они были на пути в лагерь, а там сородичи, разведчики и прочие воины. Обычно хватало и их троих, его  да сестёр, ещё ни разу им не попадался противник, с которым они не справились бы, но долго ли продлится такое везение? Всегда спокойнее, когда знаешь, что рядом те, кто могут помочь если что. К тому же, на него ещё действовал эффект его травяной расслабляющей смеси, в голове было приятно пустовато, в лёгких задымлено, в глазах всё уже не двоилось. Чудесное состояние для прогулки по лесу. На плече улеглась белка, Эль (у неё было длинное красивое эльфийское имя, но ему самому было откровенно лень называть её так, поэтому пришлось прибегнуть к сокращению, менее изящному, зато эффективному), обвив его шею хвостом, сёстры не пытались друг друга убить, то есть, Ливен не пыталась никого убить, а Алавин не плакала… Короче говоря, идеальный день. Был. Пока младшая сестра не обратила внимания на тишину. Не было необходимости напрягать слух – вокруг было действительно бесшумно. Только ветер шелестел в кронах деревьев, принося с собой жуткий запах. Армаэллон посмотрел на Ливен в первую очередь, ему казалось логичным делиться взглядом опасениями именно с ней – она старше, у неё итак уже нет выдержки, а вот младшую хотелось уберечь от переживаний, не показывать ей, что ему самому стало страшно. Алавин успела сорваться с места быстрее, чем Армаэллон её поймал, до этого они шли на расстоянии друг друга, не мешая. Пришлось переходить на бег, чтобы остановить или обогнать. Однако ноги перестали слушаться в тот момент, когда он увидел то, что когда-то было их лагерем.
За свою жизнь Армаэллон успел насмотреться ужасов. Разорванные медведями тела, выпотрошенные путники, тёмные ущелья, таящие в себе монстров, непреодолимой высоты горы, стихийные бедствия, собственные раны и кровь. Однако ничто из этого не могло сравниться с трупами их клана, семьи. Они не были изуродованы, реальность была такова, что стоило благодарить богов хотя бы за это, но никто не подавал призраков жизни. У кого-то было перерезано горло, кто-то проткнут мечами, вон там лежал дозорный с пробитой головой… Армаэллон слышал всхлипы сестры, но он не находил в себе силы, чтобы даже коснуться её, оказать скупую поддержку. Он был шокирован, не верил своим глазам, носу. Его будто поразило ядом – руки и ноги не слушались, даже голова не желала поворачиваться. Он надеялся, что это галлюцинации. Те были его частыми спутницами, но ни одна из них не была такой чёткой, к тому же, те не обладали запахом. А тут воняло палёным мясом, деревом, шерстью. Армаэллон кинул взгляд на дальний загон с галлами – живы, скопились все в одном углу, жались друг к другу, понимали всё. Их вид вывел эльфа из паралитического состояния. Он издал короткое резкое «а-а-а», будто его ударили, сделал несколько шагов, роняя на землю все сумки с припасами, что он нёс, и упал на колени рядом с трупом пожилой эльфийки. Она была их кормилицей, когда они были младенцами, добрая и понимающая, заботилась о них, как о собственных детях. Подняв голову, неподалёку он увидел своего друга и тут же пополз к нему. Взял его голову в руки, надеясь, что, может, так он оживёт? Тепло его тела передастся этому безжизненному, вновь запустит сердце? Чуда не произошло. Армаэллон ползал на четвереньках по земле пропитанной кровью и сажей от одного эльфа к другому, проверял, не живы ли те, но ни у кого ему не удалось прощупать хотя бы слабый пульс. Затем он приметил неподалёку знакомые светлые волосы, черты лица заученные наизусть в детстве, красивую одежду хранителя, пропитанную алым. Издав тихий скулёж, он пополз к трупу, споткнулся, упал лицом в грязь, и тут же поднявшись, добрался до того, кто был его отцом.
- Не-е-ет, только не ты, - Армаэллон взял лицо отца в руки и склонился к нему, прижимаясь к губам ухом, но дыхания не было. Да и возможно ли это, когда в его животе торчало копьё? Кто? Зачем? Как? Эти вопросы всколыхнулись в мыслях на один только миг, а затем исчезли, уступив место пустоте. Но не той приятной, которая бывала у него после курения, к примеру. Это была страшная пустота, от неё, казалось, внутри всё кровоточило, разрывало в клочья, оставляя раны, которые никогда не затянутся. Армаэллон уткнулся лбом в безжизненную грудь отца, желая быть одним из них, чтобы не чувствовать горя, которое поглотило его.

+2

4

Вьючных галл в природе по какой-то дурацкой причине не существовало, зато были вьючные эльфы. Ливен гордо вышагивала, поправляя свою ношу, нисколько не смущаясь натертому плечу. Там будут волдыри, как пить дать. Но это ничего, ведь у них есть ручной лекарь. Мелкая сестренка и подлечит, и подлатает, и поплачет еще над чем-нибудь, умеет она это делать, ха, и поводы находить.
Предчувствия были дурными. Шла она так, будто к каждой ноге привязали по грузу, и это не было связано с мешком за плечами. Охотничьи навыки вовсю пели песни за опасность, таившуюся где-то там, в глубине леса, где должны встречать с песнями и плясками, а не такой гробовой тишиной, как в древних эльфийских руинах, куда им с детства запрещалось влезать. Лес молча наблюдал за ними. Ливен чуяла своей шкурой, как дикий зверь, какую-то напасть, но не могла понять, где подвох. Не стала говорит младшим, как у нее встают волосы на загривке, как хочется ускорить шаг, как хочется забраться на ближайшее дерево и кликнуть птиц. Они маленькие. Они напугаются.
Запах гари она учуяла первой, но не подала вида. Решила, будто это кто-то из клана жжет костры. А запах крови, защекотавший ноздри, пробившийся к ней, словно знавший, к кому надо "обратиться", расширил глаза. Ливен остановилась, позволив младшим рвануть вперед, как будто это могло что-то изменить. Знала, чуяла, предвидела. Порой животные инстинкты знали все гораздо лучше нее самой. Рассеяно перегнулась с братом, нахмурилась, хотела сказать о необходимости развернуться и пойти прочь отсюда, залечь где-нибудь на ночь, пока все не стихнет, но не успела.
С каждым шагом запахи становились все острее. Ливен остановилась ровно на границе стоянки, словно отмечая грань между спокойным прошлым и сломанным настоящим, от которого осталось пепелище. Редкий плач двоих не мог оплакать всех павших. Взгляд охотницы жадно ощупывал каждое тело, каждого соклановца. Там мастер Эш, сделавший ей доспехи и помогавший натянуть тетиву ее первого лука. А там лучники из разведчиков, подростки еще, но способные. Она лично учила парочку. Охотники, заколотые и продырявленные, несколько собирателей с рубящими ранами, и везде кровь, кровь, кровь. Запах крови щекотал ее, измывался, издевался, но от него Ливен не становилась дикой: напротив, ее сознание успокоилось.
Редкий плач двоих не мог оплакать всех павших. Их скорбь глубока, но они не могут оставаться долго.
Опустив с плеча мешок, мягкой поступью прошла в середину стоянки, пристально присматриваясь к телам. Кажется, она заметила, как кто-то шевельнулся. Мысль заставила ее встрепенуться, и она вскрикнула.
- Первый! - никогда не испытывала теплых чувств к этому моложавому идиоту, но из глаз брызнули слезы. Он еле дышал, и когда она опустилась рядом с ним на колени, с каким-то остервенением вцепился в ее плечо.
- Лив... ен... - на губах застыла кровь, а в боку его зияла дыра, сквозь которую можно было увидеть все, из чего был сделан эльф. Охотницу мало трогал этот вид, ведь она потрошила едва успевших расстаться с жизнью животных. И, пару раз, шемов. Почему же так ей больно? Она с ним пару раз спала, пару раз слушала его глупые истории о будущем и обо всем остальном. Ничего серьезного. Но он был напоминанием о потерянном. Они разом потеряли всех, и единственный выживший уходил.
- Найвил, - дрожаще, непривычно для себя позвала, как будто это могло удержать. Сжала пальцы на вороте его одежды, тоже почему-то заляпанной кровью. Он тускло улыбнулся, а потом зашелся в кашле. Ладонь легла на его рану, пытаясь ее прижать. Найвил застонал.
- Алавин! - заорала эльфийка. - Сюда!

Отредактировано Ливен (2015-06-24 15:24:36)

+2

5

Алавин не хотелось открывать глаза, хотелось развидеть это и больше никогда не вспоминать. Но даже пока жмурилась, застывшая картинка стояла перед глазами, не давая забыть. Она молилась богам, чтобы все это оказалось дурным сном. Пусть она просто проснется где-то на очередном привале, пусть рядом потрескивает костер, и брат что-то бормочет в травяном дурмане, пусть сестра привычно осторожно вглядывается в тени. Пусть этого всего просто никогда не было. Но Ал так и не просыпалась. Реальность страшнее всяких кошмаров, и она не знала, как с этим справиться. Привычный мир трескался и рассыпался на части, вместе с горящей аравелью горело и их прошлое, настоящее и будущее, все то, что было дорого им.
Алавин заставила себя открыть глаза и тихо заскулила, шарахнувшись, как от удара. Она поднялась на ноги. Нужно было проверить, может быть есть выжившие, может быть она сможет кому-то помочь. Это ее обязанность, ее долг, как целителя…  Ал сжала дрожащие пальцы в кулак, прикусила губу, стараясь заглушить рвущиеся наружу всхлипы. Не очень помогло. Ее трясло. Но как успокоиться, когда перед ней на земле лежат друзья и знакомые, все те, кто окружал ее всю жизнь: кормилица, заботливо выхаживающая их, целительница, так и осевшая на пол, сжимая в руке какую-то склянку, отец, над которым склонился ее старший брат. Она двинулась к ним не в силах поверить, что это действительно произошло. Она и дойти туда не успела, как услышала крик сестры.
- Кто-то выжил,- призрачная надежда загорелась в груди и эльфийка кинулась на зов. Первый. Окровавленный, с огромной раной, бледный как сама смерть и все же живой.
- Найвил… - пробормотала Алавин, падая рядом на колени. Нужно было успокоиться, перестать реветь, нужно собраться и помочь ему, она ведь сможет, она делала это тысячу раз, и не важно, что раны не были такими серьезными. Ох, она же огромная… Нет, нет, не такая огромная, справится, обязательно справится. Нащупала что-то не глядя, подложила под голову, чтоб не захлебнулся собственной кровью. Она вытерла слезы, все так же стараясь унять дрожь и воспользоваться заклинанием лечения. Теплый свет мягко касался раны, но та лишь едва-едва пыталась затянуться, уже началось заражение и инфекция сопротивлялась целительному заклинанию, как могла.
- Ал… не н..надо… -Первый закашлялся, сильнее, пытаясь остановить целительницу. Знал, что слишком поздно. Но она отказывалась это признавать. Найвил слишком хорошо знал предел ее возможностей, но она его не слушала, не хотела слушать, она просто спасет его, а потом они поговорят, будут говорить хоть ночи и дни напролет, только вот исцелит его сейчас. Эльфийка покопалась в сумке и выудила зелье, вылила на рану, заставив раненного зашипеть. Вместе с целительством должно сработать, оно ведь усиливает эффект, он обязательно поправится. Она все направляла и направляла энергию, сплетая нужные заклинания, но…
- Ш…шемы иск…али… к…то.. не нашли,- снова кашель с кровью, слова давались с трудом, но он спешил, ему нужно было успеть,- уб…уб…ли всех…- язык не слушался, говорить становилось все тяжелее.
- Тшш, тихо, потерпи, все будет хорошо… Потерпи, я подлатаю… Найвил, только держись, слышишь. – слезы заливали глаза, но она упрямо продолжала, игнорируя и текущую кровь в которой испачкались и руки и одежда, и щеки с которых она пыталась стереть слезы, и то, что заклинания не помогали. Пробовала снова и снова, еще и еще. Вот только она не умеет возрождать, смертельные раны ей не по зубам, но это ведь не смертельная, правда? Правда?! Все свои силы, все, что у нее было, все молитвы, обращенные лишь к тому, чтобы он выжил. Последний оставшийся, ее верный друг, почти брат, тот, кто был рядом и поддерживал, тот с кем они полжизни провели бок о бок. Всегда улыбающийся, ободряющий, ласковый и заботливый такой холодный сейчас, и жизнь стремительно утекает вместе с кровью из его тела, а она ничего, совершенно ничего не может сделать. Нет, сможет, сделает. Врала сама себе, направляя поток целительной магии к нему вновь и вновь.
-Ух…ухо...д...и...те…- он застыл, Алавин взвыла, продолжая уже совсем бесполезные попытки вернуть того, кто навеки покинул их.

+2

6

Армаэллон хотел провалиться в пустоту и никогда не всплывать из неё обратно на свет. Чтобы его разом лишили всех органов чувств, эмоций, разума и сердца. Ему не хотелось существовать, чувствовать горелый запах мяса, слышать всхлипы младшей сестры и даже трогать безжизненное тело отца. В какой-то момент ему показалось, что он достиг желаемого, на мгновение прекратил ощущать собственное тело, но всё это скорее его сила самоубеждения, чем реальность, или остаточный эффект от последнего перерыва на перекур. Из небытия Армаэллон выбрался только после громкого выкрика старшей сестры. Та вряд ли когда-либо прежде так звала сестру, всё обычно насмехалась, да ругалась, а тут скорее нуждалась в ней, требовала её внимания. Армаэллон поднял голову не сразу, и то скорее заставил себя это сделать. Протёр глаза пальцами – почему-то те были сухие, хотя ему казалось, что он рыдал, причём в голос. Выпрямил спину и оглянулся на сестёр, те сидели рядом с кем-то. Живой? Армаэллон нехотя поднялся на ноги и пошёл проверять, кто это. Вряд ли от него будет какая-то помощь, Алавин всё-таки лекарь. Да и кто бы это ни был, кажется, все любимые и самые близкие были мертвы. Хотя, несомненно, он должен был радоваться, что у кого-то из сородичей появился шанс. Но не радовался.
Бедолагой был Первый. Он не жилец, это было видно по его ране, но сестра, пытаясь сдержать слёзы, не сдавалась. Умница, хоть это и было бесполезной тратой силы. Удивила Ливен – её глаза влажно блестели, неужто она плакала? Армаэллону никогда не приходилось видеть, как старшая роняет слёзы, она была примером помешательства и одновременно с этим силы духа. Но увиденное, конечно, не разочаровывало, всё-таки Ливен – не безжалостное создание, он это знал, как никто другой, ведь она их опекала. Удивительно только, что её так волновала судьба Первого. Вероятно, она цеплялась за последнюю, в буквально смысле, надежду к спасению их клана. Армаэллон всматривался в руки сестёр – одна нажимала на рану, другая пыталась залечить её магией. Найвил пытался что-то сказать, но разобрать слова было практически невозможно. Потом он умер. Армаэллон отвернулся и отошёл в сторону, потирая переносицу, напряжённо соображая. Что сказал Первый? Шемы. Что-то искали. Что именно? Кого именно? Армаэллон зло пнул валяющуюся на земле высокую корзину, в которой они обычно перевозили фрукты. Шемы! Злость вспыхнула там, где ещё мгновение назад была скорбь, затопила с головой, что аж воздуха в лёгких не хватало. Шемы… Армаэллон начал взглядом искать следы, принадлежащие не их сородичам. Надо выследить, догнать, уничтожить, заставить жрать сердца их близких! Но он не охотник, это Ливен была следопытом. Когда он повернулся, чтобы обратиться к старшей со своим безумным планом, первым делом посмотрел на рыдающую Алавин. Она точно не одобрила бы, ведь вокруг тела их друзей. Армаэллон вновь подошёл ближе к сестрам.
- Надо что-то сделать с телами, пока не слетелись вороны, - телами… Ещё день назад это были живые эльфы, разговорчивые, весёлые, понимающие, у них были планы на ближайший переход, было запланировано длительное путешествие и все были в предвкушении. Исполнить чаянья клана могли только они трое. – Кого шемлены могли искать тут? – спросил он вслух, рассуждая про себя. Вряд ли сёстры знали. Беглого преступника, может? Пропавшего ребёнка? Но ведь подобное можно было решить миром, вообще-то, они могли поспособствовать в поисках, ведь не в их интересах, чтобы окружающие считали, что они помогают другим скрываться у себя.

+2

7

Ливен все еще держала Найвила, другой рукой закрыв себе рот, и молча рыдала с широко открытыми глазами. Она даже не знала, почему плачет: ей были незнакомы сожаления и горести, от которых по щекам текли слезы. Но сейчас в ней словно что-то сорвалось, выворачивая ведерко с водой, поэтому на потрескавшихся искусанных губах неудержимо чувствовалась, щипалась соль глубокой скорби. Как они могли их потерять? Как они могли так просто сдаться? Как могли умереть? Кто им разрешал? Ливен уж точно не разрешала. Она собиралась прийти и устроить какие-нибудь игры на охоте с прочими охотниками, хотела подшутить над теми новичками из воинов, хотела еще раз обозвать Первого оболтусом, еще раз фыркнуть на нравоучения вечно недовольным ее поведением отца, еще раз пробраться к галлам и попытаться нарисовать на них неприличные слова... Все еще один раз. Верните все, всех, она не хочет прощаться, не хочет оставаться с мелкими, не хочет оказываться на распутье будущего, в которое никогда не заглядывала!
Когда Первый отошел в последний путь, девушка закрыла глаза, качнулась вперед, словно хотела предаться своим страданиям, но голос брата вывел ее из транса. Опустив руку, она утерла запястьями мокроту со щек, размазывая чужую кровь почти по линиям валласлина. Найвил ушел, отец ушел, ушли даже дети. От них ушли все. Они больше не часть большой семьи, не часть клана. Они - все, что от клана осталось.
Не проронив ни слова, она поднялась. Постояла еще над телом Первого, глядя, как рыдает сестра. Стиснула губы в тонкую нить, а затем, согнувшись, со всей силы залепила младшей пощечину.
- Хватит, - рыкнула она остервенело злобным голосом. - Он мертв. Все мертвы. И мы тоже умрем, если ты не возьмешь себя в руки.
Бросив взгляд на брата, протяжно выдохнула, развернулась на пятках. В воздухе пахло гарью, кровью, смерти. Раньше ей нравились эти запахи, раньше она была готова устроить что-то безумное, одна или за компанию. Но вновь в ней нечто надломилось. Только теперь не сбежать в лес, не найти утешение в резне животных. А вот шемов. Ливен стиснула зубы, чуть ли не скрипнув. Ее цепкий, яростный взор ощупывал каждую пядь земли, выискивая следы. Шемы. Шемы, грязные шемы, они подписали себе эльфийской кровью смертный приговор.
- Нам нужно собрать все необходимое. Еда. Припасы. Оружие. Реликвии. Мы уходим.
В каждом ее слове, движении сквозило хладнокровие, привычное для нее на охоте. А чем было происходящее, как не подготовкой к долгой дикой охоте на шемов, посмевших решить судьбу целого клана? Она выследит каждую тварь, пришедшую сюда. Каждого детеныша этой твари. Она соберет их под одной крышей из вечнозеленой листвы и заставит страдать. Будет резать медленно, чтобы они поняли, каково это - страдать. Будет выкалывать глаза их любимым, чтобы они ощутили, каково это - терять всё по чужой прихоти.
Уставив невидящий взор на белые пятна мелькающих галл, сделала несколько шагов вперед, прочь от тела Первого. Чуть тише добавила:
- Мы уходим на охоту.
Присев, коснулась пальцами следов. Проследила их взглядом до деревьев, запомнив направление.
- Брат, - резко, рублено, - мы не сможем похоронить всех. Придется выкопать одну могилу на всех. Найди что-нибудь, копать придется долго. Сестра, займись сбором. Я найду все... - тела, она хотела сказать "тела", но сорвано выдохнула, - всех.

+2

8

Отчаянные попытки, пустые, бесполезные. Ушедшего не вернуть, но она отказывалась это признавать. Слишком сложно поверить. Еще совсем недавно он улыбался, взъерошивая ее волосы, дурачась, поднимая ее посох, заставляя прыгать, чтоб достать его. Его бархатистый смех, заставлял ее улыбаться в ответ. А сейчас… сейчас он больше не улыбается, на губах медленно сохнет кровь, не дышит, сердце не бьется. Сколько бы она не старалась, сколько сил бы не тратила впустую, уже слишком поздно. Он больше никогда не обнимает, больше никуда не будет дурачиться, больше никогда…
Боль обжигает щеку, и эльфийка тихо скулит, прижимая к горящей коже ладонь. Сестра рычит, злится, ее слова делают еще больнее, хочется закричать, что это не правда, что она врет. Ливен всегда врет! Но с губ срывается только очередной всхлип и Алавин зажимает рот рукой.
Сестра знает, что делать, как всегда, и часть ее понимает, что так нужно, хотя другая часть разрывается желанием завыть в голос. Заставляет себя молчать, кивает, вытирая тыльной стороной ладони слезы. Руки в крови, даже не заметила, как испачкаться успела, пальцы нервно подрагивают, нужно отмыть, но некогда, она протянула руку, осторожно закрывая его глаза. Чтобы не смотрел так. Чтобы не было видно пустой, отсутствующий взгляд, чтобы можно было притвориться, что он просто спит, хотя бы на чуть-чуть.
-Прощай, Найвил,- шепчет эльфийка, поднимаясь на ноги. Боль раздирает на куски, но сколько бы она не скорбела, сестра права, они все ушли, и больше не вернуться, никто из них. Даже в последний путь они не смогу проводить их как надо. Одна общая могила. Как же так? Как могло такое случиться? Кто посмел? Вопросов много, но ответы некогда искать. Она кивает брату и сестре и осматривается по сторонам, пытаясь понять с чего начать. Куда ни глянь тела. Это совсем не помогает успокоиться. Так сильно хочется забиться в темный угол, закрыть руками голову и спрятаться ото всех, от всего, чтоб никто не нашел. Как в детстве. В детстве всегда можно было спрятаться и притвориться, что ничего не было. А потом приходила кормилица и выколупывала ее из укрытия, успокаивала. Теперь она уже не придет, не сможет найти нужные слова. Алавин ежится от фантомного холода, и шумно выдыхает. Нужно взять себя в руки и начать сборы, им нужно уходить, прочь, подальше от этого места.  Глаза наткнулись на тело отца, окровавленные пальцы сильнее сжали посох. Нерешительно присаживается рядом, проводит кончиками пальцев по холодной щеке, чувствуя как снова начинает подкатывать истерика, резко поднимается на ноги, сцепив плотнее зубы и быстро уходит в другую сторону.
Их всего трое, аравели им больше не нужны, да и вещей не стоит брать больше, чем они втроем смогут унести. Припасы так и остались лежать возле лагеря, а вот какая-нибудь одежда, вещи, которые могут пригодиться. Алавин остановилась возле дома Хранителя. Сложно. В этом месте, в лагере , все напоминает о том, что было, и о том, что они потеряли. Осторожно вошла. Многое разрушили, мебель сломана, деньги выгребли, несколько монет валяется на полу.  Ал наклонилась, заглядывая в ящик, на котором горкой валялась куча тряпья, пошарила руками, пока пальцы не наткнулись на жесткий переплет. Все-таки не забрали, конечно, грязные разбойники не смыслят в ценностях. Отцовская книга заклинаний, книга Хранителя клана. Ал осторожно сложила ее в сумку, пригодится. Походила еще по лагерю, заглянула к целительнице, забрав ее книгу и несколько уцелевших зелий и припарок. Собрала их одежду, ту, что нашла, ту, что не разграбили. На глаза попалась дудочка Первого, осторожно подобрала ее. Чудом уцелела. Когда-то он учил ее играть, а когда свободен играет… Ал сильнее сжала дудочку в руке. Играет… Играл. Ее тоже осторожно засунула в сумку. Она ходила по лагерю, собирая необходимое, осторожно упаковывая, складывая в кучки, то что разбросали, то что уцелело. Она не знала, что с этим будут делать. Уцелело так мало. Столько разломано, запачкано кровью, раздроблено на куски. Столько из того, что было дорого им всем. Их «дома», палатки, лавка ремесленника, так совсем сожжена и разграблена, неузнаваема, забрали все что могли. Она собрала, то, что осталось. Босые ноги осторожно ступали среди осколков, обломков, темных мест, где земля впитала кровь их клана, их семьи. Изредка, оглядывалась на брата, и снова продолжала идти. Можно подумать, что это поможет ей успокоиться. Не помогло. Становилось, еще более тошно. Слезы все еще текли по щекам, сердце кровью обливалось, когда она наталкивалась на очередного друга, собрата, того с кем провела здесь большую часть жизни. Столько счастливых моментов, проведенных с ними, а теперь все кончено... Тихо шморгала, время от времени вытирая лицо тыльной стороной ладони.
Алавин собрала все, что могла и вернулась к брату с сестрой.

+2

9

Когда раздался звонкий шлепок ладони по щеке, Армаэллон вздрогнул. Он просто не ожидал этого, хотя стоило бы. Ливен всегда была такая – резкая. Но она всегда была за близнецов, заботилась о них, пусть иногда так и не казалось, тем более, когда она начинала злобно шутить над ними. А Алавин всегда была впечатлительной. Её слёзы могли превратиться в настоящую истерику, и тогда бы они потеряли драгоценное время. Пощёчина была необходимой, но сам Армаэллон не смог бы совершить подобное, ведь это значило бы, что надо нанести младшей сестре вред. Зато Ливен смогла, Армаэллон даже ничего не сказал по этому поводу. Алавин удар привёл в чувства, хотя ей, кажется, было обидно, что с ней так поступили. Зато она выпала из трагичного ступора. Ещё большей осмысленности им придала Ливен, поручив им задания. Армаэллон опять-таки был согласен, сестра была права. На дым могут сойтись мародёры и разбойники или те, то совершил это, вернуться по каким-то причинам, в то время как их всего трое. Надо было торопиться. Лишь когда Ливен едва слышно произнесла что-то, что содержало слово «охота», Армаэллон посмотрел на неё задумчиво. Ослышался он или нет? И о том ли она говорила, о чём он подумал? Алавин не придала её словам значения или не заметила вовсе, и хорошо. Не хватало только поругаться в данный момент. Каждый разошёлся в разные стороны, занятый делами. Прежде чем выбрать место, подходящее для общей могилы, Армаэллон подошёл к загону для галл. Те жались к дальней стенке, их, должно быть, пугал огонь. Зайдя внутрь загона, Армаэллон подошёл к одной из галл, каждой из которых он всегда давал имена. Он видел в них различие, пусть все были так похожи, каждую холил и лелеял. Галла дала дотронуться до своей морды, взяться за неё ладонями и даже прижаться лбом. Армаэллон прощался с ними, ведь взять их с собой они не смогли бы, даже при большом желании. Да и хватит с этих созданий того, что они уже увидели сегодня. Открыв ворота загона, погнал галл, чтобы те и не думали оставаться здесь. Не все, но большинство, в конце концов, скрылись между деревьями, а какие-то стояли поодаль и щипали траву. Армаэллон предпочёл на них больше не смотреть, ведь они были ещё одним доказательством того, что ничто не будет как раньше. Привычный образ жизни потерял смысл, следовало без сожалений отпустить то, что могло о нём напомнить.  Как и сказала Ливен, Армаэллон отправился на поиски того, чем можно было рыть землю.
Работа была сложной. Земля вокруг пусть и была пригодной для такого дела, всё же, Армаэллону предстояло выкопать такую глубокую яму, чтобы можно было похоронить весь клан. Он избавился от всего лишнего, что на нём было, будь это пояс или кинжал, и всё равно через какое-то время почувствовал себя уставшим. Весь вымазался в грязи, посадил занозы в пальцы, ладно хоть мозоли не натёр – ладони и без того были в них. Даже белка не мешалась, чувствуя настроение хозяина, только бегала где-то и даже принесла ему пару орехов, видимо, чтобы перекусил. Удивительно, но Армаэллон больше думал не об утрате, а о том, что случится, если он будет копать и копать. Доберётся ли он до других земель или упадёт куда-то? Проверять не хотелось, но он не останавливался до тех пор, пока не пропал в яме с головой, да и по ширине она была такая, что он мог бы улечься поперёк, ещё и с вытянутыми руками. Выбравшись, Армаэллон тут же улёгся на спину, тяжело дыша. Он не делал перерывов, мышцы ныли теперь, да и день уже шёл на убыль. Ему нужно была всего пять минут на отдых, прежде чем помочь в чём-то сёстрам.

+1

10

Ступать по выжженной земле, где еще недавно ходили, прыгали и всяко иначе передвигались соклановцы, было тяжело. Каждый шаг придавливал, вгонял ее в землю, заставляя остаться, остановиться, задуматься, прорасти корнями печали, задохнуться от черной тоски, сожравшей ее изнутри всего за пару мгновений. Стиснувшая зубы Ливен не позволяла эмоциям брать вверх. Эмоции, что за дурость, у нее нет на это времени. Даже не так. У нее нет права на эмоции. Сначала похоронить клан. Потом найти шемов, сделавших это. Тут и там были следы, которые ни с чем не спутать. Тут и там валялись обломки их оружия, их одежды. Она нашла пару трупов на границе клана со стрелами, оперением которых принадлежало охотникам. Ливен знала: там, дальше, будут еще. Еще трупы, мертвые шемы, которых настигли стрелы. Но не так много, как здесь. Потому что напали внезапно, из засады, спланировав все - от окружения до вырезания самых опасных, охотников и воинов. Перетаскивая бывших когда-то ее семьей, подпихивая их ближе к яме, Ливен останавливалась, утирала пот со лба вымазанной в крови и грязи рукой, мысленно просчитывая, оценивая, сколько понадобилось шемов, чтобы убить их клан. Он не был маленьким, но не мог похвастать большой численностью. А еще у них была хорошая маленькая армия, которая могла убить и целую деревню шемов. Девушка застыла, держа труп отца под мышки. Деревня. Тот сбежавший шемлен. Мог ли он запомнить путь и отвести сюда крестьян? Деревня точно была недалеко, меньше дня пути. Если целая деревня пришла бы, они могли это сделать. Охотница ощерилась, уложив отца рядом с Первым, с лица которого стерла кровь. Найвил, Найвил, он был ее утешением, и теперь его нет. Отца хотелось пнуть, ведь он должен был защищать, защищать их всех!
- Складывайте в яму, - отец был последним, и работы тут было на полночи. Она посидела на корточках рядом с трупом Феанора, как забылась в мыслях. Покосилась на невозмутимо спокойное лицо. Склонила голову набок, провела пальцем по его впавшей щеке. Холодная. Как глиняный светлый песок после дождя. Закрыв глаза, поднялась на ноги, потерла ладони между собой.
- Я за кедром и посохами.
Несмотря на все, традиции следовало чтить. Ей предстояло притащить немало кедровых веток, да еще попытаться найти дорожные посохи. Или то, что могло за них сойти. Подошли обтесанные найденным мечом молодые деревца, а вот вместо кедра пришлось взять еловые лапки и осиновые ветви.
- До кедра далеко идти, - с лаяющей яростью выдавила из себя, на удивление аккуратно уложив все это мертвым. Требовалось разжечь огонь, требовалось подготовить деревья для посадки, требовалось сказать слова утешения и спеть песню прощания. В горле застрял острый ком, перекатывающийся с каждым сглатыванием.
- Начинайте закапывать, - нервно выдохнула, закрыв глаза. Слова кружили на языке, но все никак не давались. Никогда еще песня не давалась ей так тяжело.
- Хагрен на мелана салин, - дрожащим от слез, которые держались где-то внутри, не проступая на глазах, - эмма ир абелас. Сувер'инан исала хамин, венан хим дор'фелас... Ин утенера на ревас.
После, как могила была закопана, они сели, разделили пару пресных лепешек между собой, молча съели и запили ключевой водой. А затем Ливен подняла их и заставила идти за собой. Они передохнули. Теперь им предстояло выследить виновников, что заплатят сполна.
- Это шемы, - спустя пару часов неспешной ходьбы в известном только Ливен направлении процедила. - Я видела следы. Оружие. Это были шемы.

+2

11

Вот так еще пару дней назад они весело проводили с кланом время, а сегодня похоронили их всех. В это было сложно поверить. Совершенно не укладывалось в голове. Алавин молча шагала за старшими, мерно постукивая посохом по земле, не хотелось закидывать его за спину, словно сейчас он был единственным, что помогало держаться на ногах. Съеденная лепешка едва не стала в горле комком, и ключевая вода не стерла солоноватого привкуса слез, слизанных с потрескавшихся губ. Алавин покосилась на собственные руки. Как долго пришлось тереть, чтобы смыть кровь Найвила с ладоней, она словно запечаталась на коже, и оставалась напоминанием о том, что произошло. Все-таки смыла, и теперь то что было выдавала лишь покрасневшая от сильного трения кожа.
Слова сестры заставили ее резко затормозить. Она знала этот тон. В голове старшей уже созрел план, и Ал не сомневалась, ей он не понравится.
- Ты ведь не собираешься…- смотрит на сестру и понимает, что именно это она и собирается. Лучше бы она ослышалась, лучше бы ей просто показалось, и это не было бы правдой.  Найвил тоже сказал, что это были шемы, но еще он сказал, что им нужно уходить. Он был прав. Опасно оставаться здесь. Те, кто это сделал, уничтожили целый клан, в котором было немало воинов, опытные охотники и два мага, каковы шансы у них троих? Ничтожные! О чем она только думает?
-Нет.- категорично, нервно машет головой, сейчас наконец осознавая, что за охоту Ливен имела в виду тогда, в лагере.-  Нет, нет и нет. Мы не можем! – она испугано посмотрела на брата, надеясь на поддержку. Они только, что похоронили целый клан, она не хотела хоронить еще их двоих. Ар и Ливен - все, что у нее осталось, и ей даже думать не хотелось, что будет если она лишится и этих двоих, хоть и балбесов, но ее родных. От одной мысли на глаза опять грозились навернуться слезы. Пальцы судорожно сжали посох. Она так и стояла на месте, отказываясь сделать еще хотя бы шаг дальше. Их перебьют, их просто перебьют, и что тогда будет?
- Мы даже не можем быть уверенными какие именно. – но сестра выслеживала разную добычу, она может пустить по следу волков, они найдут того, кто оставил свой запах. Она и сама не хуже волчицы выслеживает любую дичь, безошибочно ступая одной ей видимым путем. Ливен перевернула бы все и нашла бы тех, кто заплатит. И что будет тогда? Что будет дальше? Внутри похолодело.
- Ливен… - шепчет она, осторожно делая шаг и касаясь рукой плеча сестры,- Ар?- смотрит с надеждой на брата.
– Мы не можем…  мы не можем… - машет головой, а голос звучит все тише и тише. Это неправильно, так не должно быть. Но кто-то смог так поступить с их родными. Боль еще не скоро утихнет, еще долго будет заставлять ее сердце сжиматься так, что хочется выть. Кто-то посмел, кто-то до конца жизни не сможет отмыть кровь невинных со своих ладоней.  Что бы скажет отец, что она не уберегла их? Скажет… сказал бы… Наверное, никогда не привыкнет говорить о них в прошедшем времени. Кажется, если она сейчас развернется, вернется обратно к стоянке, то все они будут там, веселые, задорные, ждать их с очередного задания, а вечером они посидят у костра, потравят байки, Найвил снова сыграет на своей дудочке, отец покачает головой и уйдет раньше спать… 
Открывает было рот, чтобы предложить, что-то другое, но так ничего и не произносит. Что она может предложить? Уехать и забыть? Просто взять и забыть, что все кого они любили сейчас мертвы? Такое не забывается, такое клеймом выжигается в памяти.
- Они не этого хотели бы для нас… -разумные доводы кончились. Она просто не знала, что говорить. Ничего не хотелось, ей хотелось сесть прямо здесь, свернуться калачиком и больше не двигаться никогда в жизни.

Отредактировано Алавин (2015-07-04 19:27:22)

+3

12

Похороны прошли скромно. Они, по возможности, соблюли традиции. В основном молчали, по крайней мере, без надобности не говорили. И то делала это в основном Ливен – давала указания, а затем пела. Армаэллонова задача была одновременно простой – знай себе, закапывай яму, - и невыносимо сложной - с каждым скинутым вниз клочком земли хотелось упасть прямо туда, в могилу, и вырыть всё и всех обратно, потому что они ведь не могут быть мертвы все. Кто-то, должно быть, просто спит?.. Хотелось бы ему сейчас заснуть, чтобы потом проснуться и понять, что ничего этого не было. Хоронить весь свой клан – сравнится ли что-то ещё с этим? Вряд ли он когда-нибудь ещё испытает такую же боль, как сейчас. Сердце резало так, будто в него без остановки вгоняли острейшие кинжалы, но оно опять исцелялось, чтобы пытка могла продолжиться.
Когда всё было сделано, Армаэллон с какой-то кощунственной радостью поел. Он был измотан и голоден, поэтому съесть что-то пусть и такое скромное, было здорово. Но тут же он укорил себя, что в отличие от тех, кто лежал в земле, он может есть, испытывать какие-то чувства, дышать, жить. От того, чтобы лечь прямо тут, привалившись щекой к холодной земле, его уберегла старшая сестра. Ей даже не пришлось применять угрозы или уговоры, просто пошла и сказала идти за собой. Больше у Армаэллона никого не было, поэтому он пошёл, собрав все свои скромные пожитки, которые скинул до этого ради удобства, и те, что собрала младшая сестра. Он особо не думал, куда они идут, но догадывался. Если уж он думал о том, что он бы хотел видеть распотрошёнными тела тех, кто совершил подобное, то менее адекватная Ливен, должно быть, представляла, как будет купаться в чужой крови и есть сердца. Пока они шли, Армаэллон то и дело дотрагивался до скромной подвески, которую подарил ему отец на совершеннолетие. В местах, где шнур касался шеи, отчего-то жгло. От мыслей о прошлом его отвлёк голос Ливен. Та говорила, что виной всему шемы. Армаэллон в этом даже не сомневался. И теперь он был уверен, куда именно они идут. Это заставило сердце биться быстрее из-за предвкушения, а вот Алавин наоборот воспротивилась. Она смотрела на брата, но тот оставался равнодушен к немым просьбам поддержать её. В этот раз, он был на стороне Ливен. Поэтому когда сестра в отчаянии попыталась привести последний аргумент, Армаэллон, коротко вздохнув, подошёл к младшей. Положил ладонь ей на макушку и провёл до затылка, несильно сжал пальцами белые локоны. Такая малютка, у неё нет шансов спорить с старшими.
- Они больше ничего не могут хотеть, - холодно произнёс он, без особого выражения смотря сестре в глаза. Армаэллон будто бы прибывал в своём мире грёз, но он не курил уже половину дня. Причиной его отстранённости было горе, как ещё с ним бороться он пока не придумал, плакать, свернувшись на земле, он позволить себе не мог. – Из-за шемов, - напомнил, если вдруг Алавин забыла. Люди истребили целый клан! Безжалостно разделались как с воинами, так и с беззащитными детьми. Не пожалели никого. И их бы убили, если бы только их троица была на территории.
- Пошли. Так надо, - и спорить он не собирался. Взял сестру за кисть руки, возможно, сжал чуть сильнее, чем надо, но лишь для того, чтобы Алавин не вырывалась, и повёл её за собой. - Мы заберём столько же жизней, сколько они забрали у нашего клана, - а может и больше. Один эльф их семьи стоил больше одной человеческой жизни! Никакие мольбы о пощаде не смогут искупить истребления. – Ты идёшь с нами. Или иди куда хочешь, - безжалостно сказал он сестре, даже не поворачиваясь к ней лицом, зная, что никуда она от них не денется.

+2

13

Прикосновение сестры прошло разрядом тока. Не было ее дурацкой магии, а была нечто, вторгшееся в ее разум, мысли. Доброта и наивность младшей приковывали к месту почище глухого горя, оставшегося после похорон. Снова хотелось замахнуться и ударить, снова хотелось сделать что-то, причинить боль родным, но они того не заслужили. О нет. Ливен приберегала свою ярость для тех, кто этого заслужил.
- Они не хотели быть мертвыми, - процедила Ливен, выплевывая каждое слово с такой злобой, с такой ненавистью, что можно было обжечься. - Они не хотели умирать от рук грязных шемов. Наши братья и сестры, наша семья, наша кровь и плоть, Ал! Они сдохли, как животные. Ты видела, что сделали шемы. Ты видела, во что они превратили наш дом!
Охотница развернулась, подошла к сестре, стискивая кулаки.
- И ты хочешь, чтобы я забыла? Чтобы мы... мы трое всё забыли? Простили их? Наша семья не простила бы нас, оставь мы все так, как есть! Кого нам просить отомстить, богов? Они все бросили нас! Никто не заступился за детей, за детей, Ал! А куда нам идти от этого? Где можем мы забыть, что потеряли? Чем нам жить, если нашу жизнь истребили?!
Мелко-мелко ее трясло от какого-то нервного смеха, или лихорадки, или ненависти. Невозможно было определиться, потому что все смешалось, превратившись в ядреную и жутко опасную смесь, готовую в любой момент взорваться. В ней скопилось много, так много всего. Хотелось обрушить это на кого-нибудь, разодрать ему лицо и отрезать уши, скормить это все полудохлой собаке, натравить бешеных кабанов и вместе с одержимыми жаждой крови волками перегрызть глотку всем шемам, до единого. Или сжечь, сжечь целый город шемов, и смотреть, смотреть издалека, слушая песню их боли и страдания.
Возможно, ей хотелось сорваться на сестре. Не возможно, а очень даже. Но брат спас положение. Потому что он всегда вносит равновесие в их тандем добра и зла. Ливен спокойно принимала на себя большую часть грешков, а слова брата сейчас остудили ее, позволили взять себя в руки. Она встретилась с ним глазами, попытавшись вложить в этот взгляд то, чего почти не знала - благодарность.
- Я почуяла запах, - оборвала свой дергающийся голос. - Я знаю, откуда они пришли. Деревня в дне пути. Одна аравель пропала. Если она там...
Ливен стиснула зубы. Даже если ее нет, она знает, чья вина в случившемся. Ей не было нужды говорить родным, почему она повелась на запах. На следы. На все улики, доказывающие, что шемленов надо убивать всех, подчистую.
- Мы выпотрошим каждого шемленского выблядка. Заставим смотреть родителей на то, как умирают их дети. Заставим жрать их собственное дерьмо, пока они не сдохнут. Я не отпущу ни одного из сученышей, убивших мою семью.
Сузила глаза, вперив в сестру.
- Ты или с нами, - повторила вслед за братом, вытащив из-за спины лук и сразу стрелу, но не натягивая тетиву, - или ты против нас. Решай, сестра.

+2

14

Алавин догадывалась что реакция будет такой. Догадывалась, но она бы не простила себе если бы не попыталась их остановить. Нельзя так. На что они подписываются? Верная смерть! Либо смерть для них, либо для тех, кто может быть даже не виноват во всем это.  Слова холодные, болезненные, каждое впивается в сердце разрывая на куски. Сестра выплевывает каждое слово ей в лицо, хочется закрыть уши, зажмуриться и больше не слышать этого. Не может поверить, просто все еще не может поверить, что это действительно произошло. Она пятится от сестры, с ужасом глядя на нее.
-Не надо,- едва ли не плачет, так хочется, что Ливен перестала, чтоб больше не говорила, потому что она не может больше этого слышать. Как могло такое случиться?  Как могло это произойти с ними всеми? С их семьей… В горле снова застревает комок горечи и печали, слезы наворачиваются на глаза, грозятся вот-вот и потечь по щекам, но она терпит, до боли закусив губу, помогает плохо, душевную боль не унять, она терзает, запуская когти в еще свежие воспоминания, вытаскивая их на поверхность, заставляя вновь удивить ту картину, что встретила их при входе в лагерь. Окровавленные тела, и маленький ребенок, прижимающий к себе мертвую галлу.
Близнец не помогает.
-Ар…- тихо шепчет, но брат не слышит ее, лишь до боли сжимает ее руку, на чувствительной коже возможно останутся следы, но эта легкая боль ничто, по сравнению с той, что доставляют его слова. Или она с ними, или пусть идет куда хочет? Вот так просто он готов отказаться от родной сестры и позволить ей отправиться на все четыре стороны? Ливен так же не собиралась принимать ее сторону. Перед глазами мелькали жуткие картины того, что будет, еще больше крови, еще больше смертей, этот круг никогда не закончится.
- Пожалуйста,- умоляюще шепчет, словно это могло бы убедить ее упрямую семью. По глазам видно, что они уже все решили для себя. Сегодня прольется кровь людей, и у нее лишь два выбора. Сестра достает лук и у Алавин внутри все как-то мигом холодеет. Она испугано смотрит на стрелу. Вот значит как… Либо она с ними, либо мертва для них?
Слезы снова потекли по щекам, и эльфийка тихо вытерла их тыльной стороной ладони.
- Вот так вот просто? Ты убьешь и меня? Давай! Стреляй! – слова с горечью срываются с языка. Они же семья, они все что осталось от их семьи, от их клана, и она так просто отречется и от нее? Какой щедрый выбор. Обида жжет ее изнутри, но она даже не может найти подходящих слов, только смотрит взглядом побитой собаки, прекрасно понимая, что она ничего не сможет изменить. Пальцы замерзли от фантомного холода. Она неуверенно сжала ладонь брата, крепче ухватываясь, ужасно боясь отпустить. Даже если Ливен и не выпустит стрелу, что ей остается? Куда она пойдет? Все, что осталось от ее родных, это эта безумная парочка, собирающаяся отправиться на верную гибель. Как она может их отпустить? Как она может потерять еще и их?
Ей предоставили выбор. Выбор, которого на самом деле нет, да и по правде никогда не было. Подняла затравленный взгляд на брата:
- Только те, кто виновен… - едва слышно произнесла Алавин и снова опустила голову, неуверенно кивая. Она пойдет с ними.

+2

15

Ливен, стоило признать, сдерживалась. Вместо того, чтобы начать вырывать сестрице волосы из головы или безумно кричать, словами пыталась убедить ту, почему они не должны отступать. Почему должны идти дальше, к шемам, чтобы расправиться с каждым из тех, кто причастен к уничтожению их клана. Говорила она, конечно, жестокие вещи, что вызывало у чистой душою о помыслами Алавин настоящий ужас. Она просила его поддержки, но Армаэллон оставался непреклонен: он был согласен с тем, что подобный поступок требует мести, иначе ни их клан не упокоится, ни они. Он знал, что не сможет жить дальше, если сердца виновных будут биться. Если убийцы будут продолжать дышать воздухом, есть и пить, заводить детей, стареть. Ему не очень нравилась идея убить всех до единого, пусть это сказало бы о его слабохарактерности. С другой стороны, убивать невинных на глазах их родных, чьи руки были по локоть в эльфийской крови, было бы высшей мерой наказания, прежде чем они бы забрали и их жизни тоже. Ливен всё же приступила к радикальным мерам и, хоть и не целилась в сестру, да даже тетиву не натянула, смысл её жеста был очевиден каждому. Алавин не сдержалась, срываясь, и тут стало ясно, что оставаться в стороне и дальше не получится. Он не хотел, чтобы их семья развалилась, но и угрожать Алавин позволить не мог. Она – его близнец. Пусть она и плакала сейчас в три ручья, и не хотела мстить, но она оставалась родной. Он сделал шаг вперёд, боком становясь между сёстрами, давая понять, что в случае чего вмешается. Ливен любила их своей особой любовью, но это не значило, что в какой-то момент в её голове не щёлкнет что-то, что подтолкнёт её к убийству родственников. Да и кому ещё вставать между двумя девицами, которые то и дело смотря на него, пытаясь доказать свою правду. В конце концов, Алавин согласилась, ставя условие, что пострадают только виновные.
- В каком-то смысле, виноваты они все, - что жили с ненавистью к тем, кого даже не знали. Что воспитывали друг друга в такой обстановке, которая вырастила в них кровожадных монстров. А если они оставят, к примеру, детей, то разожгут огонь ненависти ещё больше, и в череде бесконечных нападений прибавится безжалостных мстителей.
- Тебе не обязательно делать это самой, просто поддерживай нас магией, - а Армаэллон и Ливен сделают всю грязную работу, никто из них не боялся запачкать руки. Алавин могла бы дрогнуть и отказаться, а то и встать на защиту кого-то из людей в критический момент. Лучше бы ей держаться чуть в стороне, чтобы не быть непосредственной участницей резни, но и чтобы она не пропустила случайное ранение кого-то брата или сестры.
Когда всё было решено, они вновь пошли вперёд. Вела их Ливен, ведь только она чувствовала этот мифический запах шемов. Или она знала наверняка, куда идти? Армаэллон не удивился бы, порой сестра пропадает сутками напролёт, наверняка, ей приходилось встречать на пути людские поселения. Путь вновь проходил молча, на этот раз каждый готовился к тому, что предстояло сделать, а Алавин, возможно, ко всему прочему была ещё и обижена. Иногда Армаэллон поглядывал на неё, проверяя, не собирается ли та остановится и сбежать. Он догадывался, как сестре сложно идти на подобное, она ведь была целителем, спасающим жизни, а они хотели заставить её быть палачом. Последняя их стоянка для отдыха была уже неподалёку от поселения – им предстояло набраться сил, а заодно дождаться более удобного времени суток, чтобы сначала проверить, там ли аравель, и если да, то напасть на людей.

+1

16

Ливен успокоилась. На время. Сестра не стала предавать их своей жалостью, а брат поддержал. Охотница видела в глазах воина опасливый огонек, но он видел тела, видел, что шемлены сделали с их кланом, он должен был понимать, что некому - больше некому! - отомстить за них. Их смерти не должны были остаться безнаказанными, и мягкосердечие младшей из остатков их клана не должно помешать вершению правосудия. Дикого, беспощадного, кровожадного правосудия, которого заслуживают грязные выродки, посмевшие пролить эльфийскую кровь.
За это Ливен напоит землю кровью быстрых, что она станет багровой.

Предрассветные сумерки сгущались. Ливен не спала, ибо следила. Она знала, как уязвимо любое существо, когда отдается во власть сна, и самое время для нападения - перед рассветом. Сон обнимает мягкими материнскими руками, гладит по приятным местам и фантазиям, рассказывает убаюкивающие истории, от которых никто не хочет отрываться. Она видела, как угас дым над трубами домов, как свернулись в своих конурах редкие тощие шавки. Раньше Ливен пару раз отмечала, что скотину шемы выгоняют лишь когда солнце занимало прочное место на небосклоне, а потому у них было несколько часов не свершение задуманного. Они сдохнут в молчании, тишине, каждый в своей кровати. Придушенные подушками, чтобы не орали, истекающие кровью. Охотница все продумала, до мельчайших деталей. Она подарит легкую смерть женщинам и детям, но всех прочих вытащит за волосы из их жилищ и распнет - по очереди - в центре деревни. Там как раз стоял такой миленький столб... Если обложить хворостом, будет отличный кострище, его увидят издали.
На заднем дворе чьего-то дома она нашла остов аравели. Красные паруса были изорваны в клочья, и Ливен взяла лишь один лоскуток - в качестве доказательства. Старалась не смотреть на темные пятна, впитавшиеся в доски. Разломанная аравель была словно лишним напоминанием о том, что осталось от их клана. Обломки. Они, трое, такие же изорванные лоскутки, разломанные доски некогда красивой аравели. Может ли что исправить их?

Бесшумно присела рядом с братом, коснулась его плеча.
- Ар, - зычно шепнула, словно прорычала имя. - Вставай. Пора. Готовь меч.
Она не знала, как надо подготовить брата и сестру. Не знала, стоит ли говорить о своем плане. Подбросила в почти угасший костер пару сухих веток и уставилась на занимающийся огонь, пытаясь совладать с будоражащими мыслями. Казалось, вот-вот, и она взорвется на сотни клочков, копий себя, и они забегают, заносятся, убивая и изничтожая все живое вокруг себя - настолько она была напряжена. Но все ее напряжение словно заставляло огонь разжигаться, распаляться. В ее руках то и дело сновал лоскуток красной ткани с рисунками, вышитыми вручную хранительницей галл, матерью близнецов.
- Женщин и детей я убью сама, - проговорила резкими, отрывистыми слогами, словно у нее была дырка в легких. - У нас есть время, пока они не проснулись. Это будет легкая смерть. Мы не звери, как они. Мы дадим отпущение слабым. Но сильные...
У нее что-то зарычало в горле, забулькало. Это было похоже на всхлип, на ожесточенный всхлип девушки, пребывающей в отчаянном горе, но не желающей дать себе волю нарыдаться вдосталь.

Отредактировано Ливен (2015-10-03 16:51:00)

0


Вы здесь » Dragon Age: Trivius » Пыльные полки » Взвейтесь кострами


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно