Когтистая неестественно продолговатая и будто бы сломанная посередине ладонь обхватила руку Хоука. В этой хватке была слабость древнего существа, слишком долго запертого, жаждущего движения, и от того казалось, что в следующее мгновение он попросту оторвет руку мага. Просто так. Потому что ему это не будет стоить особых усилий.
Бесформенный растянул тонкие, едва различимые на бледном подобии лица в усмешке. Это длилось всего секунду. А затем тьма резко захватила Гаррета, закружила в водовороте, вытаскивая на поверхность воспоминания - самые страшные, самые болезненные, самые разрушительные. Тьма обжигала, колола, кусала и рвала его на клочки, словно ей было мало места в человеческом теле; извивалась в каждой клеточке тела, отзывалась на любое движение. Где-то издалека ощущались прикосновения стальных перчаток, и откуда-то Хоука настойчиво звал встревоженный голос.
А потом все закончилось. Тьма перестала клубиться, виться в нем, будто притаилась.
"Первый урок, золотой мой", - промурлыкало нечто в сознании Гаррета, - "не оставляй свидетелей. Храмовник испытывает к тебе уважение, но его не хватит, чтобы забыть нашу маленькую сделку. Что ты выбираешь для него - смерть или забвение? "
Для Каллена происходящее было подобно страшному сну, кошмару, в который не верилось до последнего. Да что там - и после “последнего”, когда Хоук ударил по рукам с демоном, не верилось ни капли. Он ведь… он ведь верил, что Гаррет благоразумен! Что даже если и пользуется запретным, то с умом и по необходимости, но это… это немыслимо, недопустимо. Следовало все прекратить, только бы вырваться из пут странной, тянущей в жилах магии, затормаживающей любое действие, особенно попытки замахнуться мечом. Он чувствовал себя куклой, марионеткой, подчиняющейся чужой воли. И, что пугало его больше всего - он был беспомощен. Даже сосредоточиться и развеять магию подавления было подобно неимоверной пытке. Но когда демон “распался”, “развеялся” тьмой, закружившей вокруг Хоука, Каллен ощутил послабление, и тут же ударил развеянием, пускай по хребту стекал холодный пот и скребло предчувствие невероятно неприятных последствий. И словно поддавшись его действию, все прекратилось. Он ухватил Гаррета за плечо, встревоженно глядя в затянутые дымкой глаза.
- Хоук?..
Рука Хоука сама собой устремилась к лицу рыцарь-капитана и накрыла, вцепившись пальцами. Резерфорда словно пронзило огромной раскаленной иглой насквозь; вокруг руки мага вились черные мелкие, тонкие прожилки тьмы, впиваясь в кожу и под нее; из глаз храмовника засочился голубоватый свет, поглощаемый черной бездной забвения.
“Он забудет”, - мурлыкало внутри малефикара, - “и все будут рады. Отобрать память не зло, а сострадание. Тебе не помешает кто-то, кто будет верить в тебя. Он подойдет”.
Последнее было словно бы сказано уже не Хоуку, а тому, что засело внутри него.
Но когда никто больше не управлял телом мага, Каллен безвольно осел на землю, закрыв дрожащей рукой лицо. Тьма еще тянула к нему свои щупальца, но быстро спряталась в тенях, покачивающихся вокруг.