Плохо, очень плохо. Возможно, что нет.
Сидит на земле, на грязной земле, опираясь спиною о не менее грязную стену, укрывается плащом, пряча под капюшоном лицо. Вокруг такие же как она, потерявшиеся, никому не нужные, разве что способные заниматься чем-нибудь более полезным - таскать грузы, например. Да и чего врать, совсем не такие они, как она; грязные, что эти стены, отчаявшиеся, что этот город, все поголовно с отпечатком усталости и вечной злобы на лице. Бедняки на всех ругаются, моряки на всех ругаются, ругаются прохожие. Их голосам вторят голоса иные, вторят безжалостно-громко и очень настойчиво, рассказывают о людях, не прерываясь. Мимо прошел остроухий, руки в карманы, взгляд, ищущий неприятностей. И сразу, стоило только ему оказаться поблизости, Ш начинает слышать. Слышать о том, что у него есть дом в Клоаке, если так можно его назвать; что есть у него жена и дети, и всех нужно кормить, и постоянные ссоры с женой ни о чем, и работу с каждым днем найти все сложнее и сложнее. В своих снах он просит о покое и только о нем, не нужны ему богатства и слава, к которым так тянулся он в молодости. Ш жалеет его, но не очень сильно. Возможно, если бы ей не приходилось выслушивать историю жизни чуть ли не каждого бедолаги, оказавшегося тут, она отнеслась бы к эльфу с большим пониманием, но нет. Он проходит мимо, как и много людей до него, как и много после. А Ш все сидит. Она смотрит на большую воду, пока есть возможность, ведь скоро настанет вечер, а с ним выйдет и вся другая грязь, так этому месту свойственная. Выйдут работяги с историями жизни, достойными жалобных рассказов, выйдут наемники, гоняющиеся за состоянием, и все начнется опять. И стены с землей станут снова заметно грязнее. Ш не хотела бы этого слышать больше, не так, как слышала сейчас, но  не могла. Голоса все продолжали говорить, громкие и надоедливые.
Ноют затекшие ноги. Хочется двигаться, хочется музыки, такой, чтобы вдарила в уши и заглушила всё остальное, ударного ритма, веселой пляски. Тут этого не бывает. Там, где бывает, Ш быть не положено. К ночи она вернется в Клоаку, как и многие тут, найдет себе уголок, который можно будет назвать ночлегом. Не предвидится никакого веселья и никаких танцев; в Клоаке меньше всего стоит привлекать на себя внимание.
Новый человек - новая история. На этот раз духи говорят совсем тихо, будто боясь спугнуть. Показывают. Отрывки воспоминаний, искаженные Тенью, яркие и вычурные, но оттого лишь более запоминающиеся. Она видит корону. Коронация? Но до короны столько путей, столько пройденных дорог, совсем не таких, о таких дорогах не пишут в книгах и не складывают песни. Славный, славный, - говорят с одной стороны. Простолюдин, самозванец, - шепчут вторые. Но это теряет смысл, как и теряется куда-то из виду корона. Тайное, то, о чем не положено говорить. Сильный, лидер, он ведет, его хочется слушать. Его имя повторяется в кошмарах, таких кошмаров, которых раньше видеть Ш не приходилось. Страшные создания, полные грязи, но совершенно иного рода; "Порождения", - подсказывают ей голоса, - "Осквернили, осквернили", - отзываются эхом другие. Ненадолго перед глазами встает Град, но исчезает быстро, словно испугавшись громкости имени, того самого, из кошмаров, такого богатого, такого ценного имени.
Порыв, и вот она вскочила на ноги, чуть закружилась голова от резкого подъема. Подбегает к мужчине, протягивает руки, как попрошайка, ищет слова, которые можно было бы подобрать - и не находит.
- Он гор-ди-тся, - повторяет она за духом тихо, - Не зря, было не зря. Он. Не зря. Умер.
Осматривается по сторонам, как будто что-то может ей помешать, предательски затихают голоса, отказываясь дальше переводить для нее. Но есть кое-что, что можно было сказать и без перевода.
- Дункан.
На глаза наворачиваются слезы. В голове картины из чужого детства, далекого, посещают ее, смутные. Их владельца давно нет в живых, но Тень помнит, Тень говорит. Они продолжают. Чьи-то руки, он совсем взрослый, принимает решение, тяжко, но принимает. Церковь. Первая встреча. Он знал, он будет гордиться им, он хотел спасти его, дать новую жизнь. Жалел, бывало. Правильным ли было решение? Скверна, Скверна...
- Верил в тебя.

Она пытается найти ответ. Нельзя доверять? Можно доверять? Ш слышит голоса, снова, и в них голос и этого мужчины тоже. Учился. Как храмовник. Не прошел до конца. Никогда не подвергал гонениям магов. Не убьет, нет. Но может сдать в Круг? Вдруг может? Вдруг испугается? Хочется верить. Хочется не бояться. Столько людей доверяли ему - разве они могли ошибаться? Столько вопросов, столько вопросов. Здесь духи не помощники, они могут лишь шептать, тянуть в ту или иную сторону, а решать нужно самой. Страшно. Большая ответственность. Вдруг ошибется?
С ним хотят говорить. Повторяют его имя. Не своими голосами, но обрывками тех, кто говорил с ним когда-то. Она даже видит их лица, все до одного, когда он был еще совсем маленьким, когда он был уже взрослым. Имя звучит настолько по-разному, так переливается, так сверкает, столько личностей - все в одном нем. Духи тянутся к этому, они тоже хотят говорить с ним, тоже хотят коснуться. Доблесть, Милосердие, Любовь. Хотят утешить. Боятся за него. Многое нужно сделать, многое уже нужно сделать. Она аккуратно берет его руку в свои, большая, сильная. Не время, не место, но духи так просят, так рвутся наружу, так настойчивы в порыве, в таком, который испытала она сама минуту назад. Духи все произносят его имена разными голосами, зовут, ругают, восхваляют, обсуждают, простанывают имя в темноту, совсем как живые.
- А-ли-стер.
Ш чувствует, что только что тоже внесла лепту в звучание его имени, но исказила его, словно сама была Тенью, произнесла неправильно, не так, как нужно. Глянула в лицо с мольбой, пытаясь выхватить. Как правильно? Как же произнести его правильно?
- А-ли. А.
Духи оживляются снова, начинают говорить больше. Материнские руки. Он их не помнит - помнит Тень. Брат. Был ли он когда-нибудь ему братом? Но иногда так хотелось бы. Родня. Кровь. Сила в крови. Но сильная кровь отравлена. Не может быть детей. Возмущение. Использование. Дети, дети, дети. Продолжить род. Большой груз, нежелательный груз, он не такой, он не только такой. Но они видят только таким, используют только таким. Нужно только такое.
- Алистер.
Бежит. Ш бежит также, от того, кем она быть не хочет. Она понимает. Но поймет ли он? Захочет ли понять? Тень волнуется. Она чувствует свою слабость, чувствует, как этим хотят воспользоваться. Нужно взять себя в руки. Вернуться к себе. Затекшие ноги, замерзшее тельце, холодно, плащ не спасает, плащ не может спасти, соленый воздух оседает в легких вместе с запахом рыбы и грязи. Грязь. Ш уже успела забыть. В руках чужое тепло. Воровать нехорошо. Отпускает руку, пугается. Не убьет, покалечит? Слишком больно, слишком задела? Не хотела, совсем не то, что хотела. Не понимает, не может понять, но тянется, просится. Нужна логика. Объяснение. Успокоение. Принести в своих словах покой. Слишком сильно потревожила. Нужно исправить.
- Я. Говорю.
Пауза. Длиннее предыдущей - нужно сформулировать, нужно уловить, как правильно, нужно озвучить. Глупый язык, странный язык. Звучит совсем иначе, повторять так сложно.
- С ними. Они, они знают о тебе. Бес... беспокоятся. О тебе. Говорят. Много говорят.
Ш мнется. На мгновение появляется желание убежать, скрыться. Она даже знает, как, а если бы не знала, то ей бы подсказали. За углом, совсем близко - вход. В Клоаку. Там быстро спрятаться, убежать. Не найдет сам, но может попросить других. Плохих других и хороших других. Придется уйти. Не хотелось уходить. Слишком мало соли еще в легких, так привычны были храмовничьи патрули, пение птиц на рассвете. Не хотелось уходить. Бросать. Ему нужны были ответы.
- Я маг, - выпаливает она быстро, словно бы с неудовольствием. Духи гудят, одни недовольные, другие ликующие, ждущие за этим действа. Ш ждет сама. Не действа, реакции. Жадно заглядывает в это лицо, которое успела увидеть настолько разным.

Она засмеялась - сначала заразительно-весело, затем радостно, потягиваясь, покачиваясь на месте, кружась. Он не злился, совсем нет, ничем не угрожал, не обещал отвести в Казематы! Шутил. Духи знали его такого. То, что они говорили, вызывало доверие. Ш верила в искренность его слов, она чувствовала, да, это так, так и будет. Они могут спрятаться вместе, притвориться, что она - очередная стремлящаяся в ряды его ордена, что его сердце сжалилось и он решил провести с ней немного времени... Можно было придумать все, что угодно, и чем угодно прикрыться. До тех пор, пока он сам этого хотел, не сопротивлялся любопытству и тому, что на порядок любопытства выше. Они говорили Ш - ему нужны ответы. Они твердили Ш - ему нужно спокойствие. Разговор. Такой, каких у него не случалось, не могло случаться. Они готовы были поведать ему столько всего, сказать столько добрых и ободряющих слов, показать столько тайн, приоткрыть столько секретов... Ш переполнялась их эмоциями, в первый раз за долгое время спокойная, взявшая их под контроль. Теперь они говорили тогда, когда она хотела, столько, сколько хотела, они могли вовсе молчать, будто бы соглашаясь с неохотой на такие условия лишь из-за одного гостя. Такого особенного гостя.
- Очень голодная, - призналась она, слегка покраснев, с улыбкой. С ее друзьями очень легко можно было забыть о собственном теле и его потребностях, а иногда только этого и хотелось, когда совсем не оставалось денег и возможностей хоть как-то себя прокормить. В жизни случалось всякое. И много.
- Очень. Ответить. Хочу ответить.
И этого, пожалуй, ей хотелось даже больше еды. Еда слишком быстротечна, слишком маленькая, слишком незаметная деталь в жизни. Подобные же разговоры... Такое с ней случалось впервые. Словно изнутри шла уверенность в том, что вот именно это проявление ее дара, вот именно такое применение способностей - верное. Не низкое, не глупое, не пустое, как было у ее наставницы - верное. У Ш не получалось подобрать иного слова даже на собственном языке для того, чтобы все это описать. Верно, верно, верно, - повторяла она про себя.
- Можем идти? - то ли спросила, то ли предложила эльфийка, неловко управившись с интонацией, укутываясь попутно в плащ и забавно пытаясь изобразить серьезное выражение лица. Чрезмерно сильно старалась, иначе, возможно, у нее даже бы получилось.

В безопасности. Редко бывает так. Ш никогда не бывает "в опасности", конечно, ведь духи ее берегут. Но у духов никогда не было возможности беречь так, защищать так, вызывать чувство полной защищенности так, как сейчас делал мужчина. Она смотрит на его руку, держащую ее, смотрит еле заметно, все краем глаза следя за спутником - вдруг он заметит? Он может не то подумать. Ш не против не-тех мыслей, но лучше бы не сейчас. Сейчас она не маленькая впечатлительная девочка, сейчас она - часть той древней магии, той древней силы, что движет мир вперед. Совсем немножко, совсем частично, но роль провидиц в культуре сложно переоценить. Хотя бы в ривейнской. И все же, эти его руки...
Висельник. Вдохнуть как можно больше воздуха перед входом. Все... привычно. Ш помнит этих людей, не всех, не сразу, но видела, слышала. Ничего не изменилось, ведь здесь навряд ли что-то способно хоть к каким-нибудь изменениям. Даже отношение к ней все то же. Слова не ранят, взгляды, шепоты - тоже. Она знает о них достаточно такого, что отбивало полностью желание хоть как-то обижаться, слишком уж они были обиженными сами. За них было даже обидно, настолько незначительные, несущественные. Без цели, без смысла жизни, неспособные дать себе его сами. Копошатся тут, в мрачном Граде Цепей, словно сами в оковах. Незначительные. О них не стоило даже думать.
Накидывает капюшон назад, садится аккуратно. Все равно на правила приличия, хочется как можно меньше показывать себя здешним обитателям. Руки на стол, сплести пальцы, упереться в них подбородком, так, что верхнюю часть лица под капюшоном не рассмотреть. Вспоминаются саирбаз; губы только зашить и будет совсем похоже. Становится весело от невеселой мысли, на губах появляется улыбка, удачно, словно в ответ на улыбку мужчины. Пусть лучше думает так.
- Провидица, - шепотом отвечает она, так, что услышат ее мог только собеседник, все остальные лишь напрасно напрягли бы свой слух. Да, она ведет себя подозрительно, но это было неважно, их уже видели, их уже считают подозрительными. А так будет больше причин для людей придумывать, а не рассказывать правду.
- Ш, - представляется эльфийка уже заметно громче, не собираясь больше давать пояснений, очень уж информативными и исчерпывающими ей кажутся собственные ответы.

Совместно с Алистером.

Ну вот. Растеряла всю свою серьезность. А ведь она собирала, долго собирала, по крупицам, из своих запасов, скромных запасов, как следовало ему догадаться - ведь серьезности у нее почти не водилось. Засмеялась, чуть откинувшись назад, приложив одну ладонь ко лбу, другой рукой слегка прихлопнув по столу. Совсем-совсем такой, как духи его описывали. Бывает ли еще такое?
- Нет же! - успокоилась, качает головой для убедительности, забавно покачивается капюшон. Наклоняется, опираясь на обе руки, за плащом теперь заметна одежда, потрепанная, но симпатичная, будто бы такая, что не особо дешевая - прилично выглядит материал.
- Ш.

Алистер и сам рассмеялся, негромко, коротко, потому что это было все забавно. Порой встречались необычные люди с необычными именами, но такое Тейрин встречал впервые. Над ним или хотели посмеяться, или желали, чтобы он поверил. А так как мужчина не был привычен не верить детям, что знают его имя еще до того, как он его озвучил, то-о плохие мысли как-то сами собой легли в дальний ящик. Как и те, что яро нашептывали, что она все еще может быть одержимой.
- А вот сейчас точно шикнула!
Заявил совсем уж по-ребячески, причем, громче, чем планировал, поэтому, едва заметно втянув голову в плечи - виноватый жест, - оглянулся, осмотрелся, наклонился к девочке и заговорщицки добавил:
- Или ты шутишь, или тебя и правда так зовут. Ш? - снова улыбка. - И где же дают такие имена? Если тебя и правда так зовут, и ты на меня не шикаешь потому, что я слишком много болтаю. Вроде бы как обычно.

- Шшшш! - не шик, но шипение, так, что показала зубы. Сбилось на смех, снова, растворилось, осталось следом шутки, общей шутки. Так ее имя еще никогда не звучало. Не то, чтобы его произносили часто, редко кому оно нужно было в последнее время. Вот ему - нужно. Смешно, так смешно.
- Болтун, - Ш закивала, продолжая бессовестно-детски улыбаться, но поддаваясь заговорщическому настрою и подаваясь вперед, - Очень болтун. Но это хорошо. Не стала бы шикать. Но шшш, шшшш! Как обычно, да, как обычно, ты.
Хочется вскочить, хочется снова танцевать, так хорошо, правда хорошо, и радостно. И все также безопасно. Как он это делает, как? Ш взмахивает руками в воздухе, словно изображая какие-то магические пасы или же очень затейливо начиная какой-нибудь танец.
- О, нет, нет, такие имена, нет, не дают, - эльфийка заговорила живо, быстро, опустив снова руки, чуть нахмурившись, - Я сама. Ш мне родное. Ш - тихо. Ш - кратко. Ш - тайна. Ш - как я. Потому я - Ш. Понимаешь?

Отредактировано Ванеса (2014-12-28 02:08:57)

Совместно.

Стучит ногтем по дереву, убирает в сторону ложку. Важно, нужно сказать, нужно прерваться.
- Нет. Плохо, - она смотрит прямо в глаза, выражение лица холодное, серьезно. Предупреждение, - Тонко. Очень тонко. Завесе. Духи... не находят покоя.
- Нет, не живу, нет, нет, нет ночлежки, хочу уйти. Здесь, - Ш снова стучит, - Еще не так плохо. Выше - тоньше. Дальше - тоньше. Но в порту... большая вода. В Клоаке тихо. Поэтому еще тут.
Заползает подозрительная улыбка.
- А еще... не прокралась. Еще. Корабль. Выбрать трудно. Много мест. Одна я. Выбрать. Пока - не могу.
Ш возвращает внимание к тарелке и ложке, но с баловством ребенка, словно еда обременяет в тот самый момент, когда нужно веселиться и все крушить. И ест с неохотой, но заметно быстрее, чтобы расправиться с этим. Быстрее. Чем быстрее - тем лучше. Больше говорить.
- И встретила тебя, - прервалась Ш, торопясь поделиться мыслью-замечанием, пока та не ушла, вытесненная другими, - В этом хорошо. В остальном - плохо. Кроме большой воды. И людей Клоаки. И... и этой каши.

А вот теперь Алистер насторожился. Он и так как-то быстро смирился, что его новая знакомая говорит странные вещи, называет себя Ш и в ее обществе он ощущает себя так, будто знает всю жизнь. Но когда девочка говорит о том, что Завеса тонка, это уже значит что-то недоброе. Если так подумать, то в Киркволле магов крови, призывающих демонов, хватит за глаза, а где призывают демонов, там все не очень хорошо. Тейрин пусть и не был сведущ в вопросах о Тени, Завесе и духов, однако же понимал, о чем говорит его новая знакомая. Так, значит, вода отпугивает демонов? Он вздохнул. Как-то слишком много непонятного.
- Меня тут вообще быть не должно, - с какой-то горькой усмешкой ответил, качнув головой. - Да уж, а я надеялся, что хоть кашу-то они сварганят съедобную. Вот так и верь в людей!
Выбрав тактику "меньше заострения внимания на том, что может заставить съехать мозги набекрень", он стал как-то поспокойнее. Но все еще прислушивался к каждому слову.
- Значит, у воды тебе полегче? И почему встреча со мной - хорошо? Тут хватает хороших людей. Ну, если хорошо поискать... и долго. И очень старательно. Ладно, - он сам сдался, вздохнув. - Мало. Но я-то тут при чем?

- Меня тоже. Поэтому - тут. Иначе может быть иначе? - она заулыбалась, отставила тарелку в сторону окончательно. Голоса шептали снова, говорили, что у нее не получается говорить. Не получается. Они твердили это в который раз. Становится обидно. А что она сделает? Попрошаек никто общему учить не торопится. Никто вообще не торопится учить. Никого. Нужно придумать, придумать хоть что-нибудь, но не может, уже в который раз, разве бывают учебники общего? Для ривейни? Сомнительно.
- Да. Просто воду люблю. Вода - как дома. Везде одна. Почти.
Ш нетерпеливо ерзает, хватает первое, что попадается, крутит в руках. Яблоко. Не хочется. Попробует тайком взять с собой, может, все фрукты вместе. Лишним навряд ли станет. Свой паек кончается быстрее подаренной другими еды.
Заулыбалась. Попытки найти хороших людей... Что он скажет, если узнает, что она и не пыталась? Ш это не нужно. Все происходит само, по наитию, ей остается только брать и совершать поступки. Странные, неожиданные, но это совсем не то, что поиски.
- Просто хорошо. Смысл... любишь искать лишний? - пытается подшутить, дружески подколоть. Остается только надеяться, что поймет, с ее-то кривостью формулировки.
- Таких нет. Точно. Как ты. Мы знаем. Оба.

Заулыбалась опять. Зачем рискует? Так. Ш не стала бы так говорить о себе, прямо, четко, хоть и с иронией. Ушей, чужих ушей, прислушивающихся ушей - зачем лишний раз их подзадоривать? Не будет отвечать. Она сама и так говорит очень много такого, что ставит их двоих в рискованное положение. Нужно... меньше.
Вопрос. Странный вопрос. Он не понимает?
- Как ты, - Ш пальчиком тыкает мужчине в грудь, перебарщивает, так, что ушибает, но не подает виду, - или же просто старается, - Ты. Как... Лич... лич... личность.
Гордится собой, но совсем чуточку - слова становятся все сложнее и сложнее, все-таки учится. Еще бы запоминать их смысл. Глупости. Приложится. Когда-нибудь. Такое же бывает?
- Короли уходят, Серые Стражи уходят, все - уходит. Но личность - остается. Следом, тенью. Личность - не переходит от одного до одного. Не титул. Ты такой один. Ты - важен. Король - нет, Серый Страж - нет, быстро... течно. Как большая вода.
Звучит как какая-то завсегдатая таверны, будто бы ругает короля и Стражей. Выходит так неловко, что даже хорошо - он догадается, другие - нет. Или так должно было получиться.
Тяжело, говорить становится тяжело. Голова устает думать, вылавливать все эти звуки, составлять из них слова, пытаться рассказывать что-то, отвечать на что-то. Устала. Так... устала. Клонит в сон. Спать на земле, забившись в угол, укрываясь плащом. Уже привычна, как же иначе, но иногда так хочется... Как танцевать. Нельзя. Не положено.
- Я не слышу мертвых. Прости. Я только вижу... оставшееся. В Тени.
Она замолкает, утыкается взглядом в яблоко, оставшееся на столе, думает. Ш не хотелось бы огорчать, хотелось наоборот, но не получается. От этого грустно. И Ш грустит - помрачнела лицом, ослабела, ей опять шепчут все подряд. Нужно взять себя в руки.
- Дункан гордился. Не... сомневался. Был как отец, как сын.
Ш слышала его истории, одну за другой, иногда одну и ту же, но разную так, что не сразу узнаешь. Он нравился ей. И героем, и злодеем, и простым человеком. Ш могла бы просто рассказывать все это, долго, очень долго, только чтобы Алистер почувствовал себя в компании с Дунканом, возможно, лучше бы его понял. Но это долго. Больно. Навряд ли поможет.
- Щит. Ему хотелось бы сделать его твоим. Хотелось бы подарить. Был бы рад, что есть.
Заглядывает в глаза, не может, переполнена эмоциями под завязку. Чувствует стены, они давят, ограничивают, в речи, в поступках. Нельзя передать всю ту тоску, всю ту любовь, всю ту гордость, всю полноту чувств, что остались, никем не замеченные, не запомнившиеся кроме как им двоим. Дункану и Алистеру.
- Верил в силу, твою силу. Видел равным. Хранил для тебя судьбу вояки. Был бы удивлен сейчас, приятно, - улыбка, грустная, мягкая. Язык начинает совсем заплетаться. Нужно отдохнуть.

Не может перестать. Слышать. Чувствовать. Видеть. Чужое, все чужое, но Ш так остро переживает, Ш так остро сопереживает, впору порезаться. Не может разобрать собственных чувств, они слились, смешались со всеми другими воедино. Чужие воспоминания тревожат голову, чужие невысказанные слова режут язык, чужие клятвы связывают руки. Непросто смахнуть, уйти, вернуться, отвернуться от шепота, быть в том состоянии, которое можно назвать "обычным". Не может стихнуть, не может прекратиться. Берет в себя, поглощает. Мор, страшное слово. Орден, гордое слово. Так глубоко, бесконечно глубоко. От одного человека цепляется за другого, все дальше и дальше, глубже в года и века. Истории целых народов в лицах, в личном, и она преступница, она касается того, чего касаться нельзя.
Резкий вздох. Выдох. Глаза, жмурится так, что до боли. Гомон становится тише, тише, еще тише. Лица меркнут. Все снова превращается в шепот, постепенно, быстрее от того, что Ш цепляется за спасательную нить - своего собеседника. Думает о нем, открывает глаза, смотрит на него. Все возвращается, приходит в норму. Насколько может.
Рука. Так... приятно. Хорошо. Точно знает одно - никогда не забудет этих рук.
Слушает. Небезопасно. Чем он думает? Что все подумают? На нее обратят внимание, еще больше внимания, губительного, и без того слишком много появлялась, попадалась, проговаривалась. Нестрашно попасться, оказаться в Круге, не страшно ничего по сравнению с самим желанием, с одной только мыслью - общаться с ним. Жить через стенку. Иметь возможность поздороваться чуть ли не каждое утро. Такая... недозволенность.
Нужно всего лишь отвергнуть. Покачать головой, извиниться, как-то все смять. Пальцы сплетаются нервно сами собой, сжимают друг друга до боли. Нужно всего лишь сказать. Столько вариантов на выбор:
"Нет", "что за чепуха", "ни в коем случае", "это перебор", "я недостойна", "что скажут люди".
Чрезмерно много выбора.
- Да.
И радостная, безгранично радостная, несмотря на усталость, сомнения, истощение, улыбка.
Это, конечно, дерзость. Дерзость несказанная, но мысли, такие скользкие, быстрые, озвучивать их стало почти что невозможно. Безрассудство. С обеих сторон. Но зачем петлять, зачем вежливо отклоняться, называть причины, бороться с собственным желанием, отрицать очевидное. Ш давно не общалась с кем-нибудь так, по-дружески. Ш давно не спала на кровати. Ш давно не ела так, чтобы можно было назвать вкусным и не опасаться того, чтобы еду украли. Ш давно не было так хорошо. Зачем же от всего этого отказываться? Это навряд ли продлится долго. За это нужно ухватиться. Руками, ногами, отстаивать, оставаться. Насладиться моментом. Такие редко выпадают.
- Но... только если есть уверенность. Есть?
Все та же улыбка, но менее радостная, больше неловкая. Камнем, неприятным, душащим, быть на чужой шее не хотелось. Особенно - на такой.

Отредактировано Ванеса (2015-01-12 00:16:16)