Дверь как всегда скрипнула, когда две ее массивные, кованые витыми, железными пластинами створки разошлись в стороны. Со свежего, морозного воздуха тепло и запах свечного воска были в церкви особенно ощутимы. Эвелина принюхалась и улыбнулась. Эти запахи напоминали ей о домашней молельной, где она, по настоянию матушки, проводила довольно много времени. Стоило отправить ей письмо. Но позже. Сейчас ее больше волновал кузен Максвелл, который, несмотря на всю ответственность, которую возложила на него пророчица Андрасте, порой проявлял поистине мальчишеское безрассудство. Делал что хотел, шел куда вздумается и пропадал так внезапно, что Эвелина подчас не успевала даже пожелать ему доброго пути в предстоящем походе. Вот как сейчас.
“Мог бы и меня взять с собой”, – обиженно поджав губы, она неспешно вышагивала по темно-бордовому ковру главной церковной залы.
Несмотря на все доводы разума, она не могла отделаться от этой детской обиды на брата, и решила хотя бы узнать, где именно ему не понадобится ее помощь и как долго он будет отсутствовать. Леди Монтилье должна была помочь во всем разобраться. А вот уже и дверь в ее кабинет.
Эвелина толкнула небольшую дубовую дверку, улыбнулась и уже открыла было рот чтобы приветствовать Жозефину, но осеклась – ни посла Инквизиции, ни обычно скромно притулившейся в углу Миневы перед ней не было. Только впереди зиял мрачный проход, уходивший куда-то вниз чередой серых, каменных ступеней. Это был вход в подвал.
Озадаченно моргнув, Эвелина повернула назад и выглянула во все еще пустующий церковный зал. Оказалось, не дойдя до кабинета Жозефины, она открыла не ту дверь, мимо которой уже много раз проходила, но ни разу не задавалась вопросом что же за ней может быть. И это было к лучшему – прежде ее не терзало любопытство, которое сейчас разрасталось в ней как скверна. Бой был не равный.
Уже стоя на уводящих в подвал ступенях, Эвелина бросила взгляд назад и окончательно убедила себя, что нет ничего страшного в том, чтобы хоть одним глазком взглянуть на любопытный подвал. Это древняя постройка. Это исторический памятник. Это просто интересно исследовать. Ничего дурного.
Внизу было темно и сыро. Еще спускаясь по ступеням и опираясь рукой о стену, она почувствовала, что грубый камень не только холодный, но и как будто влажный. Настоящий сырой подвал, каких в ее родном доме никогда не было. Ну разве что погреб для вина был отчасти похож. Но нынешний подвал Инквизиции использовался определенно не для хранения неприкосновенных пинейных запасов.
Сразу как закончились ступени, обнаружился довольно просторный и темный коридор. Лишь в глубине его с потолка нисходил холодный, дневной свет, непонятно каким образом сюда попадавший и ложившийся на пол яркими белыми полосами. Не будь в подвале хоть какого-то освещения, Эвелина уже повернула бы обратно, но пусть по углам помещения зияла зловещая чернота, некоторые детали по центру были все же различимы.
Неспешно, украдкой, как какой-нибудь вор, она прошла вглубь коридора и, встав в круг света, посмотрела наверх. Решетчатое окно уходило в какой-то колодец, поднимавшийся высоко и так и не дававший понять, каким же образом в него проникает свет. Не иначе древняя магия. Такая же древняя, как и здешняя пыль, витавшая вокруг и серебрившаяся в ярком, белом свете. Эвелина даже подняла руку, в наивной, детской попытке схватить серебряные искорки.
“Как красиво”, – она улыбнулась самой себе и огляделась по сторонам.
По левую руку обнаружился слишком крепкий для древнего подвала боченок, с забытом на нем отчетом каменщика, и решив, что если только одним глазком, то ничего страшного, Эвелина прочла записку. Въевшаяся в камни кровь, человеческие жертвоприношения, возможные пытки. Брррр. Богатая фантазия и не совсем здравые рассуждения каменщина заставили Эвелину поежиться и опасливо посмотреть туда, где дальше по коридору вновь простиралась стена мрака.
Крупная капля воды сорвалась с потолка и упала Эвелине на щеку, заставив вздрогнуть – подвал уже начал казаться ей опасным и таинственным, но она не хотела отступать. Пройдя дальше она заметила призрачные очертания решетчатой двери, вырисовывавшейся в стене. Преодолев пару невысоких ступень, Эвелина подергала за нее, и та лязгая и скрипя, подалась – оказалась не заперта.
Уже оказавшись внутри странной комнаты и принюхиваясь к здешней сырости, в тщетной попытке распознать среди нее железистый запах крови, который подтвердил бы мистические догадки каменщика, она поняла, что нужно было прихватить с собой факел из главного зала. В совершенно непроглядной тьме поиски были бесполезны.
Плюнув на бесполезную затею Эвелина повернула назад. Она сделала твердый шаг, но чуть не завалилась носом вперед – что-то держало ее ногу. В панике она ни на секунду не усомнилась, что не может быть иного объяснения, кроме как происки сгнивших здесь мертвецов, вернувшихся из Тени чтобы мстить. И не важно было, что это просто что-то зацепилось за бляшку ее сапога. Тревельян древним мертвецам сопротивлялась отчаянно – еще недавно тихий подвал наводнился шорохами, которые быстро переросли в какую-то шумную возню и тревожное сопение.

— Дыхание Создателя, – прошептала Эвелина и со всей силы дернула ногой, чтобы освободиться.
Послышался негромкий металлический лязг, – потонувший в шуме каких-то падающих предметов, – и нечто, удерживавшее ее, наконец-то поддалось. По инерции отскочив в сторону, Эвелина врезалась в шкаф и почувствовала под рукой что-то влажное, неприятное. Это, пожалуй, было еще хуже, чем быть пойманной за ногу. Едва не вскрикнув от отвращения, она вновь метнулась в сторону, размахивая запачканной рукой. А дальше все начало происходить так быстро и внезапно, что она уже не владела своим телом, поддавшись иной движущей силе.
Поначалу казалось, что ее схватил один из тех мерзких когтистых демонов, с которыми ей один раз уже довелось повстречаться, сопровождая Вестника. Но демоны были не такими… металлическими и не умели разговаривать – только громко рычали. Этот же действовал осознанно, четко и потребовал объяснений. Громко и грубо.
Голос был вроде бы знакомый, но пульсировавшая от испуга кровь отдавалась в ушах, заглушая все вокруг. Эвелина не вполне понимала, что с ней происходило. Человек в  твердом, жестяном доспехе так сильно навалился на нее и сдавил грудь, что тяжело было сделать вдох. Еще одна жестянка, – чей-то латный наруч, – пусть и не сдавливала горло, но давала понять где проходит опасная черта, после которой напавший начнет действовать всерьез. От всего этого положения Эвелине казалось, что она вот-вот потеряет сознание, но несмотря на это, она инстинктивно продолжала сопротивление. В ногах, – там где было свободнее, – она все еще пыталась извернуться и коленом отпихнуть навалившегося на нее мужчину. Ее собственный доспех нельзя было назвать прочным, да и в пределах лагеря она всегда избавлялась от всех лишних утяжелителей, поэтому попытки пнуть чужие металлические поножи оказалось делом болезненным и бесполезным.
Сверху дела обстояли так же неважно. Цепляясь за руку напавшего, Эвелина не могла сдвинуть ее с места – он был сильнее, а там где доставала ее вторая рука, она не могла его ни ущипнуть, ни поцарапать – под тканью чувствовалось не человеческое тело, а твердая сталь.
— П-пусти… – из последних сил прохрипела она и в последний раз ударила неизвестного кулаком. Едва ли он почувствовал этот удар, защищенный сталью доспеха.
— Максвелл, – оставалось только отчаянно звать брата на помощь.

Отредактировано Эвелина Тревельян (2015-02-08 13:15:36)

Мужчина стоял так близко, что его горячее дыхание обжигало ее щеку и от этого злость, которая им владела, была особенно ощутима. Было ясно, что он не шутит. Было очевидно, что он может перейти к жестким действиям, чтобы добиться от нее желаемого ответа. Эвелина не сомневалась, что этот человек умеет допрашивать и умеет карать. Она чувствовала решимость и ауру опасности, исходившую от него, почти физически.
От страха ноги стали ватными. Всякое сопротивление было подавлено. И можно было почувствовать, что тело ее как будто расслабилось. Только дыхание по-прежнему оставалось неровным, частым и неглубоким – он все еще мешал ей свободно вздохнуть.
Наверное, почувствовав себя увереннее, когда сопротивление сошло на нет, – маленький кулачок перестал барабанить в его жестяной бок, а цеплявшаяся за предплечье рука сползла вниз, – мужчина убрал руку от шеи и переместил ее на плечо.
Стало лишь немногим лучше. Теперь его рука сжимала ее плечо и Эвелина пожалела, что, вернувшись в лагерь, сняла с себя жесткий наплечник, с кольчужной вставкой, – она не думала, что броня здесь ей может пригодиться. Теперь же сквозь кожаную куртку она ощущала, как пальцы крепко сжимаются на ее плече. Если он сожмет еще чуточку сильнее, могут остаться синяки, – следы от его пальцев.
Его голос прозвучал над самым ухом, – громкий, рычащий, грубый, – и Эвелина зажмурилась. Она узнала его. Или ей показалась что узнала.
“Командор Каллен”, – прозвучало в мыслях, хотя и не было полной уверенности – обычно генерал Инквизиции хоть и был суров, не казался ей таким… как сейчас.
Она захотела назвать его по имени, но так и не решилась. В конце концов, он требовал от нее совсем не этого и она готова была ему подчиниться. Выбора не было.
— Эвелина... – начала она, но в горле стоял сухой ком и прежде, чем продолжить, она сглотнула, – ...Тревельян.
После того, как борьба с демонами во тьме и с командором окончилась, в подвале вновь стало тихо. И в этой тишине были слышны звуки капель, срывавшихся с потолка и падавших на каменный пол, и неровное, шумное дыхание пойманной "на месте преступления" Тревельян.

Отредактировано Эвелина Тревельян (2015-02-08 14:59:54)

Повисло пауза. Но для Эвелины это не было неловким молчанием, – ей было все еще страшно. Пускай она знала, что это не демон, не призрак, не тайный убийца, а всего лишь командор Каллен, последствия пережитого волнения все еще давали о себе знать – плечо, за которое он все еще удерживал ее, мелко подрагивало.
— Дыхание Создателя, – нарушив молчание, полушепотом произнес Каллен, и Эвелина полностью уверилась в том, что это был он.
Пик напряжения спал. Как будто в один момент что-то разрушилось и свалилось куда-то в пропасть. Своих эмоций командор никогда не скрывал и даже не видя его лица, состояние его в чем-то угадывалось. Его ладонь наконец-то разжалась, но так и осталась лежать тяжелым грузом на плече Эвелины. Ей не понятно было почему он медлит, почему все еще не отпускает ее. Ведь она назвала свое имя! Теперь он знает, кто она…. Или не знает?
За годы проведенные в родном Оствике она привыкла быть неприметной. Мало кто замечал ее. Почти никто не помнил. До нее никому не было дела. Но здесь, в Инквизиции, все было иначе. Сначала она была родственницей заключенного, которая тщетно пыталась пробиться к тому через невообразимо крепкую преграду – через Искательницу Пентагаст. Затем стала сестрой героя, Вестника Андрасте. И с возрождением великой Инквизиции, собравшей в Убежище беженцев из ближайших земель, она сделалась сударыней, на которую крестьяне смотрели как на диковинную зверушку. Едва ли ее кто-то не знал в лицо.
Конечно, командор не относился к тем, кто тыкал в нее пальцем, глазел из-за угла или просил рассказать, как жилось там – в богатстве. Он, казалось, не обращал на нее внимание. И Эвелине подумалось, что для него она оставалась такой же невидимкой, как и была для всех в Оствике. Верно, он просто не помнит ее. В Убежище ведь… так много Тревельянов?
— Я… – начала она, когда Каллен убрал руку и отступил назад.
Она чувствовала, что он не просто смотрит на нее, а внимательно рассматривает, наверняка пытаясь угадать во тьме черты ее лица. Теперь она могла свободно дышать, смогла выпрямиться, хотя ноги все еще слушались ее с трудом, так и норовя подогнуться. Но уверенность и успокоение возвращали ей былое присутствие духа. Она кашлянула, прочищая горла, чтобы ее голос казался естественным и свойственным именно ей.
— Простите за это вторжение. Дверь оказалась не заперта…
Какие этому могли быть объяснения? Разумных и основательных – никаких! Именно в этот момент неловкость настигла Эвелину. Она переминулась с ноги на ногу сделала шаг, чтобы обойти командора. Но тот не сдвинулся с места и, видимо, не собирался ее выпускать. Она остановилась.
— Я просто хотела… Может быть здесь… И я не знала, что темница…
Вздох. Несколько секунд молчания.
— Это банальное любопытство, за которое мне теперь очень стыдно, – в темноте не было видно лица, но голос младшей Тревельян легко выдал ее искреннее раскаяние.

Отредактировано Эвелина Тревельян (2015-02-08 15:53:24)

Смешок Каллена, отчетливо прозвучавший в тишине подвала, усугубил смущение Эвелины, но из опыта дворянской жизни она помнила одно правило: если тебе неловко, просто мягко, снисходительно улыбнись. Она улыбнулась. Но в темноте Каллен едва ли смог бы это различить.
— Подобного больше не случится, – примирительно мягким голосом ответила Эвелина. – Впредь я буду сдерживать свое любопытство.
Силуэт Каллена сдвинулся в сторону и она увидела позади него отчетливый, более светлый прямоугольник – выход из этой злополучной комнаты, в которую она по несчастью умудрилась залезть. Командор предложил выйти. Мягко и почтительно. Но из его уст это все равно прозвучало так, как будто иного выбора у Тревельян не было – пожелай она остаться тут, он все равно бы выпроводил ее прочь, но наверное уже силой.
— Благодарю, командор Каллен, – она слегка кивнула и осторожно шагнула вперед. Да, это была просто какая-то комната, заваленная странными предметами, которых Эвелина в темноте не видела, но ей не хотелось вновь угодить ногой в какой-нибудь “капкан” и еще больше усугубить неловкую ситуацию, в которой она и без того уже оказалась.
Каллен пропустил ее вперед, и выйдя в коридор Эвелина вздохнула с облегчением. Она опасливо посмотрела в ту сторону, где скорее всего и находились темницы, ныне терявшиеся в темноте, и направилась в противоположную сторону, – туда, где освещение позволит ей хотя бы взглянуть на генерала; туда, где можно было обнаружить лестницу, ведущую наверх – прочь из этого проклятого подвала.
Эвелина шла чуть впереди медленно и спокойно. Осанка знатной особы и плавно, женственно покачивающиеся бедра – это как раз и отличало ее от простолюдинов, но скрыть то, что было привито с детства она не могла. Ее спокойные, плавные движения не провоцировали и не таили опасности. Дойдя до более освещенной части коридора, она наконец-то обернулась и бросила взгляд на молчаливо шедшего за ней Каллена.
— Я наверное отвлекла вас от дел? Простите меня, – она искренне сожалела и мягко, примирительно улыбнулась. На этот раз командор мог заметить это. Она хотела сказать еще что-то, но мысли отвлеклись на начавшую зудеть ладонь. В памяти всплыла примета: правая или левая ладонь чешется к неожиданной встрече?
— Не подумайте, что я всегда так любопытна…
Зуд стремительно усиливался и превращался в жжение. Эвелина подняла руку и взглянула на нее – ребро ладони было усеяно чем-то похожим на рыжую, светящуюся пыльцу. На ум могла бы прийти шутка, что теперь у всех Тревельянов светящиеся руки, но Эвелине было совсем не до смеха.
— Создатель, что это?! – воздух застревал в легких от волнения. Она помахала рукой, но пыль не стряхивалась – мелкие крупинки как будто начали разрастаться прямо под кожей. Эвелина в панике взглянула на Каллена. – Это магия?!
Он должен был знать, он же храмовник! Паника, страх, отчаяние разом захлестывали сознание и отчетливо читались, как в голосе Тревельян, так и в ее беспорядочных движениях. Она сжимала и разжимала пальцы, пыталась вытереть ладонь об штанину, как-то стряхнуть эту магию, но жжение только росло становясь болезненным.
— Нет-нет-нет, – лицо начало искажаться от боли и, конечно же, Эвелина сейчас не помнила о той странной, вязкой жидкости, в которой она испачкалась прежде, чем ее застал в подвале командор Каллен.

Сердце колотилось как бешеное, мысли лихорадочно метались в голове, и когда Каллен ухватил ее за руку, чтобы оценить “ранение”, испуганная Тревельян посмотрела на него с мольбой в глазах – ждала, что его приговор будет милостив. Это ведь не что-то ужасное, смертельное и неизлечимое, верно?
От его ответа захотелось взвыть, и Эвелина болезненно поджала губы. “Последствия старинных защитных чар” ее ни сколько не успокаивали. Напротив, это казалось чем-то действительно ужасным, а все разгоравшаяся в руке боль лишь усугубляла положение. Она готова была окончательно удариться в панику, но строгий взгляд командора и его ледяное, как ей казалось, спокойствие заставляли взять себя в руки.
— Да. Хорошо, – выдавила из себя Эвелина. Ее лицо было напряженным, брови нахмурены, а губы болезненно поджаты. Даже говорила она уже с трудом – словно бы выталкивая слова сквозь сжатые зубы. – Я постараюсь.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Рука сжалась в кулак. Жжение все усиливалось.
Глядя в глаза Каллена, Эвелина кивнула, соглашаясь подождать его здесь, но когда командор скрылся из виду, едва не поддалась желанию побежать следом за ним. Ей не хотелось оставаться одной – ей было слишком страшно. Сжимая собственное запястье, она сделала несколько нетерпеливых шагов в сторону, затем вернулась обратно. От напряжения на лбу появилась испарина, колени начинали дрожать. Лихорадочно соображая, Эвелина приметила на полу деревянный ящик и неловко плюхнулась на него. Если бы ее сейчас только видела матушка, то наверняка упрекнула бы за неловкость – садиться без должной грации, сидеть где попало… Но за прошедшее время она нарушила уже слишком много матушкиных правил.
— Командор, – слабо позвала Эвелина.
Пусть Каллен едва отлучился, ей казалось, что прошла уже целая вечность. Сидя было ничуть не легче – боль не проходила, становилось хуже. Казалось, еще немного и она не сможет терпеть. Поэтому возвращение командора было встречено почти что вздохов облегчения. Он присел на корточки напротив нее и протянул небольшую, пузатую бутыль.
Что это? Зачем? Не важно. Один глоток. Если это поможет… Эвелина готова была выпить мочу барана-августы, завязать бантиком уши нага или громко рыгнуть на обеде у бабушки Сесиль, как ей когда-то советовал Максвелл – сделать все что угодно, лишь бы боль прекратилась.
Глоток из пузырька получилось сделать не без посторонней помощи – ее собственные руки уже дрожали и склянка грозилась выскользнуть из них. Настойка имела слегка горьковатый, травянистый вкус, но больше ничего Эвелина не почувствовала. Ей искренне хотелось, чтобы зелье подействовало немедленно, но, похоже, на это требовалось время. Время, которое делало только больнее.
— Сейчас.. ведь подействует? – она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной и губы вновь напряженно сжались.
Казалось, если сжимать раненную ладонь, боль становилась чуточку меньше, но все равно была невыносима. И чем сильнее она становилась, тем мужественнее Эвелина ее терпела. Ей давно уже хотелось кричать, кататься по полу, но вместо этого с губ ее начали срываться приглушенные стоны. Пальцы здоровой руки цеплялись за ящик, на котором она сидела – нужно было за что-то держаться. Наверное, Эвелина выглядела глупо и жалко, но ей было ничуть не стыдно. Ей было все равно, какой ее сейчас видит командор Каллен. Лишь бы больше не чувствовать боль.
— Ыыых! – в очередной раз, когда захотелось крикнуть, простонала Эвелина и уперлась здоровой рукой в наплечник находившегося рядом Каллена. Под пушистым воротником, щекочущим кожу, прощупывалась твердость брони, в которую она отчаянно впивалась пальцами.
Все силы уходили на то, чтобы превозмогать боль, терзавшую зажатую в кулак и дрожащую на коленях ладонь; чтобы сдерживать себя и не кричать; чтобы дышать не так часть; чтобы стонать не так громко.
Лишь только когда зелье подействовало и боль начала утихать, в голове начали появляться хоть какие-то мысли, кроме одной единственной – я больше не могу это терпеть! – терзавшей Эвелину все эти короткие, но в то же время чрезвычайно долгие минуты.

Боль стихала. Уже в первые секунды, когда Тревельян это почувствовала, ей стало легче терпеть – появилась надежда, что все это вот-вот кончится. Мир, прежде сузившийся до размеров маленькой женской ладони, теперь вновь расширялся. Не быстро. Медленно. Постепенно. Сначала Эвелина почувствовала под собой твердость деревянного ящика, потом мягкость пушистого воротника, в котором утопала ладонь. Услышала голос Каллена, придерживающего ее руку. Все успокаивалась.
Она вздохнула и прикрыла глаза. Пусть дыхание все еще было учащенным, лицо стало спокойным – свободным от болезненного напряжения, – а тело начало расслабляться. Она уже не давила в плечо командора, ее ладонь спокойно покоилась на меховом воротнике, накрытая его ладонью. Больше не сжимала зубы и не сводила так напряженно колени. Ей стало легче.
— Спасибо, – тихо поблагодарила Эвелина, открывая глаза и вновь глядя на Каллена.
Она убрала руку с его плеча в тот момент, когда появилась первая возможность ее убрать, а затем смахнула со лба капельки пота. В теле чувствовалась слабость, как в те моменты, когда натруженные во время тренировок мышцы ноют от усталости. Но в остальном, все было так же, как и до прихода в этот злополучный подвал.
На прямой вопрос командора она ответила утвердительным кивком и поднялась на ноги. Неловко, медленно и поначалу чуть опираясь о тот самый деревянный короб, на котором сидела, но встав на ноги, выпрямилась как будто никаких злоключений с ней и не происходило. Лишь только болезненная бледность на лице и не такой живой взгляд, как обычно, могли выдать перенесенные ею страдания.
“Ох, Создатель! Когда вернется Максвелл?” – несмотря на предложение командора, Эвелина испытывала недоверие к лекарям, и единственным к кому она считала возможным обратиться за помощью был всеми известный Вестник. Он не маг, не целитель, но детская привычка искать у него защиты была неискоренима.
— Пойдемте, – осмотрев пострадавшую ладонь, – та уже перестала болеть и светиться, приняв обычный, естественный вид, – Эвелина перевела взгляд на Каллена. Сейчас ей важнее всего было покинуть ненавистный подвал, пусть даже командор будет настаивать на осмотре. Все же, лекарь – это не так страшно, как полыхающая огнем рука.
Вверх по ступенькам Эвелина поднималась медленнее, чем могла бы – несмотря на в целом удовлетворительное самочувствие, натруженные мышцы нуждались в отдыхе. Ей было неловко идти впереди и чувствовать, как Каллен идет сзади, наверняка буравя взглядом ее спину и думая какая она нерасторопная и медленная. Только Создатель знал, что он еще мог он ней думать. Бестолковая? Бесполезная? Совершенно ненужная Инквизиции? Обуза. Лишний груз. Проблема...
Когда они вышли в главный церковный зал, Эвелина едва сдержала вздох. За этот короткий подъем, она уже миллион раз упрекнула себя и придумала в чем мог бы упрекнуть ее командор. Чувствовалось острое желание извиниться, но у самого входа в подвал уже топтался человек, немедленно бросившийся к Каллену.
— Командир, я ждал вас, – начал посыльный, не осмелившийся войти в подвал вслед за командором или ввиду каких-то особых распоряжений, или ввиду иных причин. Он прямо смотрел на Каллена, но взгляд его то и дело косил в сторону Тревельян. – Сир Родерик вернулся из Вал Руайо. Там на улице беспорядки.
— Беспорядки? – немедленно переспросила Эвелина. Она вновь стала серьезной и сдержанной. Проблемы Инквизиции порой волновали ее больше, чем свои собственные.

— Позже, – серьезным тоном ответила Эвелина на услужливый, подчиняющийся взгляд посыльного. Ее голос был не таким жестким и рычащим, как у направившегося к выходу Каллена, но все равно давал понять, что в сопровождении пока нет надобности.
Сжав ладонь в кулак и более не обращая внимания на терпеливо стоявшего рядом курьера, она перевела взгляд на командора и проследила как его мужественная фигура широким, твердом шагом быстро преодолела половину церковного зала.
Когда массивные дверные створки под напором Каллена резко отворились, на порог церкви хлынул яркий дневной свет. Шум, прежде казавшийся только гулом толпы, теперь разбился на десятки вполне отчетливых голосов – Эвелина даже слышала конкретные, различимые фразы, выкрикиваемые из общей массы особенно смелыми и горластыми. Но канцлера Родерика, зачинщика скандала, ей отсюда не было видно.
— Хватит! – прорычал Каллен, осаждая двух, едва не сцепившихся между собой мужчин – мага и храмовника. И Эвелина пошла к выходу, чтобы если не принять участие в усмирении толпы, то хотя бы понять что именно стало причиной массового недовольства.
Она встала позади командора, прислонившись плечом к дверному косяку, и наблюдала как тот разгоняет разъярившихся не без помощи канцлера Родерика людей. Храмовники и маги упрекали друг друга. Одни искали защиты у своего командира, как бывшего служителя Ордена, другие просто давали волю гневу и сыпали обвинениями. Но грозные, уверенные слова Каллена быстро заглушили голоса возмущения – Эвелина видела, как меняются лица людей, как они начинают верить словам командора. И им невозможно было не верить.
— Мы – Инквизиция!.. – с жаром произнес он, и ей захотелось сделать вдох полной грудью, чтобы ощутить запах непременной, неизбежной победы. Ведь их дело правое. Ведь Создатель и Андрасте на их стороне. Именно они благословили Максвелла и направили умы действительно великих людей на создание Инквизиции. И в той горячности, с которой это было произнесено, Эвелина видела искреннюю веру. Это восхищало!
На ее прежде равнодушном лице появилась довольная и как будто горделивая улыбка – на ее глазах Каллен... Инквизиция давала недоброжелателям отпор. Но выскользнувший из толпы канцлер все испортил.
После очередного командорского рыка толпа медленно схлынула с прицерковной площадки и быстро растворилась среди других построек, вернувшись к своим делам и обязанностям. Только Родерик, оставшийся теперь в одиночестве, не спешил покидать место недавней склоки и, по всей видимости, решил выразить командору свое отношение лично.
— Пока Инквизиция спасает человеческие жизни, ее существование оправдано! – все еще под впечатлением слов Каллена, произнесла Эвелина, выйдя из тени церковного свода и поравнявшись со спорщиками. В сей момент ей легко было говорить с тем пылом в голосе, какого она раньше никогда не показывала, скрываясь за маской пассивной участливости. Пожалуй, впервые в Убежище ее слова были заявлены громко и четко – как личная, твердая позиция.
Это твердая позиция была встречена канцлером с той нескрываемой брезгливостью, какая обычно с лихвой перепадала Вестнику, а теперь, – в его отсутствие, – была в полной мере опрокинута на его прежде столько неприметную, но ныне оказавшуюся дерзкой девчонкой родственницу. И после недолгих комментариев с трех сторон, Родерик, удовлетворивший свое желание оскорбить Иквизицию в целом и ее руководителей в частности, счел возможным фыркнуть и поворотить назад. Всем сразу стало легче.
— Но если он против нас, почему вы разрешили ему остаться, командор? – уже не заботясь о том, что Родерик успел отойти лишь на пару шагов, поинтересовалась Эвелина у Каллена.