Стояла ранняя весна. Джас, насколько себя помнил, всегда ненавидел это время года: ненавидел за вечную слякоть под ногами, за дождь, вперемешку со снегом, за холод и промозглый ветер, пробирающий до костей. С годами, конечно, уличный мальчишка выучился не обращать внимание на такую чушь, как погода, зато осознал еще кое-что – ранней весной практически нечего было жрать. Вернее нечего было стянуть в чужом огороде или надрать за городом, не опасаясь попасться на воровстве. Весной приходилось выживать сильнее, чем в любое другое время года. Запасы в закромах благополучно заканчивались еще зимой, а до возможности их пополнить еще нужно было как-то дотянуть. Чтобы не протянуть ноги и не распухнуть от голода, Джас часто шарился по киркволльскому рынку, воровато оглядывался по сторонам и тащил все, что только мог утащить, будь то еда или какая-нибудь относительно ценная шмотка. Последнюю можно была загнать некоторым знакомым за пару медяков. Мелочь, конечно, но всяко лучше, чем ничего.
Дракконис тридцать третьего практически ничем не отличался от того же месяца прошлого года. Та же грязь, та же сырость, тот же пустой желудок, те же потрепанные тряпки, словом – все по-прежнему, если не считать одно «но» - чуть меньше года назад Джас перестал быть свободным. Теперь его тощая костлявая задница принадлежала Обществу. С одной стороны, это было хорошо. Головорезы кое-чему обучили шустрого паренька, показали нужные двери, назвали пару нужных имен и даже выделили трухлявый тюфяк возле отхожего места; зато за свою помощь они потребовали плату. И вот это было уже плохо. Не то, чтобы Джасу было сложно за кем-нибудь проследить или заманить ничего не подозревающую жертву в ловушку, но вот своими «сторонними» заработками мальчишка предпочел бы не делиться. За привычку прятать всякую мелочь по углам он не раз получал по лицу или еще по какому месту, не раз оставался без еды, но линию поведения свою так и не изменил. Слишком уж хотел, чтобы с ним тоже считались, а не держали за жалкого труса. Добиться своего Джасу, конечно, не удалось, но со временем от него как-то поотстали, и жизнь оборванца даже стала налаживаться.
Во всяком случае, двенадцатого драккониса мальчишка был вполне всем доволен. В кармане штанов позвякивало четыре медяка, тело согревала недавно съеденная похлебка, а на ногах красовались почти новые сапоги, отбитые у ватаги уличных мальчишек. Только что Джас провернул одно небольшое дельце, за которое ему обещали пару уроков, и теперь возвращался в Клоаку, стараясь не привлечь к себе лишнего внимания. Слишком уж много стражников было на улице. «Ловят что ли кого?» - подумал он и спешно свернул за угол, покуда уроды в доспехах не загребли и его так, за компанию, - «Надо будет спросить. Может, кто влип. Вытаскивать будем. Глядишь, и я для чего сгожусь». За размышлениями оборванец добрался до входа и уже было собрался просочиться внутрь, как ушей его достигли какие-то странные причитания, похожие на бессмысленный вой, мольбу о помощи и стоны умирающего одновременно. Мальчишка замер, подобрался и прислушался. Всякое бывало на улицах Нижнего Города, никому не стоило верить и уж точно нельзя было вестись на подобные уловки. Ни раз, и ни два Джас точно также причитал и изображал припадок, ожидая милости, чтобы после скрыться и оставить сердобольного на растерзание Обществу. В общем, мальчишка не очень-то верил в искренность несчастного, но какое-то внутреннее чутье, смешанное с осторожностью и любопытством, заставило его забрать в сторону и незаметно подобраться к незнакомцу. Незнакомец, к слову, оказался самой обычной девчонкой; чумазой, патлатой, в рваном перепачканном платье. Она сидела на невесть откуда взявшемся полене, обхватив руками узкие плечи и громко истошно выла. «Дура!» - подумал Джас и вышел из укрытия.
- Не вопи, дура! Хочешь весь Нижний Город сюда заманить? – мальчишка придал лицу суровое выражение и скрестил руки на груди, - И не вой! Слезами горю не поможешь. Какого демона ты тут причитаешь?!
Джас говорил тихо, но по тону его было слышно, что настроен он весьма недружелюбно. Теперь, когда мог рассмотреть девчонку, воришка хотел одного – прогнать оборванку подальше и пойти своей дорогой. Впрочем, несчастная настроя этого не поняла. Для того, чтобы соображать, она была слишком напугана, слишком голодна и пребывала в том состоянии, когда сделаешь все, лишь бы выжить. Это Джас понял по глазам, которые незнакомка подняла на него. Решимость и отчаяние читалось в них. Мальчишка нахмурился, стараясь не утратить прежний запал. Он сам всегда смотрел именно так, потому невольно посочувствовал девчонке.
- Не распускай нюни. Выкладывай, что стряслось, - проговорил уже мягче, с некоторым расположением.
Впрочем, ответ не потребовался. Все стало ясно в тот самый момент, когда оборванка поднялась на ноги, а платье ее опустилось вниз, очертив круглый выступающий живот. Джас мысленно взвыл, скверно выругался в голос и еще раз осмотрел девчонку, но уже более внимательно. «Мелкая, тощая, остроухая», - оценил мальчишка, - «Ясно, почему всем на тебя плевать. Кто тут любит эльфов. Всем всегда плевать, хоть все мы разом подохни. И чего мне с тобой делать?» Тащить девчонку в Общество было накладно – лишний груз, лишний рот и куча проблем, с которыми Джас совершенно не знал, как справиться. Однако понимал он и то, что оставлять ее на улице, значит, дать ей помереть. «Оно так и лучше. Поскулишь и загнешься. И ты, и ребенок этот. Двумя нищими на улице меньше будет. Вы все равно подохните». Джас сомневался. Решение казалось ему таким простым и таким верным, но вот совесть, совесть жалила беспощадно, не давая пройти мимо чужой беды. «Ты мог бы быть на ее месте», - шептал внутренний голос, убеждая сделать для оборванки хотя бы какую-нибудь малость. Впрочем, убеждал не только голос, убеждала и сама несчастная, тихо причитая и протягивая к Джасу руки. Сердце мальчишки дрогнуло.
- Слышь ты! – обратился он к девчонке, - Заткни хлебало и пошли со мной. Отведу тебя к одному человеку. Я знаю тут кое-кого.
Договорив, Джас просто пошел вперед, ничуть не заботясь о том, что беременная может не поспевать за ним. Раздражение и злость испытывал он в этот момент, злость на себя за проявленную слабость. Впрочем, на ощущения эти мальчишка благополучно плюнул, когда достиг Клоаки. Шариться здесь было слишком опасно, потому ему пришлось ухватить несчастную за руку и уверенно потянуть в сторону лечебницы. В этой самой лечебнице Джас не был никогда, но много раз слышал рассказы беженцев и прочего сброда о великом благородном целителе. «Вот и посмотрим, насколько он велик да благороден», - мальчишка сплюнул себе под ноги, покосился на несчастную, боязливо поглядывающую по сторонам и остановился.
- Пришли, - обратился он к ней, - Стой здесь. Жди меня.
Оборванец пошел вперед и, не теряя времени даром, решительно постучал в дверь лечебницы. Он не знал, чего ожидать от целителя, а потому вытащил нож, до того торчащий за поясом, и приготовился защищаться.

Джас насторожился и замер. Чуткое ухо мальчишки ловило самые тихие звуки, а зоркие глаза внимательно следили за всем, что происходит вокруг. Тихо и безлюдно в Клоаке не было никогда, но вот здесь, возле каморки целителя, сейчас отчего-то не наблюдалось ни одной живой души. Это пугало, впрочем, неизвестность пугала еще сильнее. Будь уличный оборванец другим, он, вероятно, обделался бы прямо тут, но Джас уже давно выучился не реагировать на особенности Клоаки, например, он и глазом не моргнул, когда по его ступням пробежала жирная рыжая крыса. В иное время мальчишка просто пнул бы ее носком сапога, но сейчас он был слишком сосредоточен на двери, чтобы отвлекаться на такое дерьмо, как драный грызун. Девчонка, которую Джас приволок за собой, на время успокоилась, перестав причитать, оттого в небольшом коридоре на краткий миг повисал тишина, нарушаемая лишь далекими звуками голосов. Оборванец постучал снова. Он не был уверен, что «великий и благородный» дома, равно как и не был уверен в том, что этот самый маг вообще существует, но не собирался уходить до тех пор, пока не убедится в том, что за дверью действительно никого нет. «Да открой же ты эту сраную дверь, сучий потрох!» - мысленно выругался Джас, и как раз в тот момент, когда из помещений целителя донесся протяжный скрип и шаркающий звук шагов. Мальчишка насупился пуще прежнего, подобрался и, злобно зыркнув на несчастную беременную, сильнее стиснул рукоять ножа. «Давай, вшивый пес, покажись!» Оборванец злился, впрочем, не столько на неизвестного лекаря, сколько на самого себя. Как ни старался, Джас все никак не мог унять внутреннюю дрожь и инстинкт самосохранения, буквально вопящий о том, что из этого закутка следует убраться, покуда все части тела целы. Усилием воли оборванец удержал себя на месте, вот только взгляд целителю, наконец, выглянувшему наружу, достался самый, что ни на есть не дружелюбный. Смотрел мальчишка затравленно, диковато, настороженно и внимательно. Карие глаза прошлись по фигуре целителя, отметили ширину плеч мужчины, некоторую небрежность в одежде, легкую небритость, светлые волосы, собранные в хвост, и усталый взгляд красных от перенапряжения глаз. Джас смутился. В этот самый момент ему стало за себя стыдно. Он привычно обвинил во всех злодеяниях человека, который, судя по взгляду, ни на что подобное не способен. Уличный оборванец никогда не был знатоком людей, никогда не разбирался в них, но за годы жизни в одиночестве выучился худо-бедно читать по глазам. Конечно, порой мальчишка ошибался, но глаза добрые еще ни разу не спутал с какими-либо другими.
- Я… - подал он голос и тут же осекся, не умея и не желая объяснять, почему схватился за нож, - Нет. Я не думал тебе угрожать.
Джас нахмурился, пытаясь скрыть неуместное смущение и растерянность, запустил пятерню в волосы и почесал голову, спутывая «черную копну» пуще прежнего. Рука, все еще сжимавшая нож, поднялась к линии пояса и сунула оружие за грязную тряпку, служившую мальчишке поясом и перевязью одновременно. Оборванец коротко фыркнул, неосознанно расправил плечи и вошел внутрь лечебницы. Разумеется, сам он здесь ничего не забыл, но, взяв на себя ответственность за нищенку, Джас теперь чувствовал себя обязанным разведать обстановку. Бесцеремонно мальчишка вышел на самую середину комнатушки и принялся водить глазами по сторонам. Баночки, тряпочки, скляночки, пучки трав, какие-то непонятные штуки, больше похожие на мусор, не давали мальчишке, ровным счетом, никакого разъяснения, потому, спустя короткую паузу, он подал голос, обращаясь к мужчине, которого, к слову, все это время не упускал из виду.
- Так ты целитель? – Джас скрестил руки на груди и повернулся лицом к собеседнику, - Правду говорят, будто ты можешь вылечить все, кроме оторванной головы и пробитого сердца? А еще, что ты будто и денег за помощь не просишь?
Мальчишка замолк, ожидая ответа. Разумеется, чужим россказням он не верил, а в интонации его отчетливо угадывались неприкрытая издевка и знатная доля сомнений, но тем не менее, в глубине души оборванец надеялся, что хотя бы часть слышанных им историй правдива. В противном случае, все его потуги обречены на провал, и девчонку, которой уже умудрился пообещать помощь, придется куда-нибудь увести и бросить, позволив ей подохнуть. «Ну, я хотя бы попытался», - подумал Джас, недовольно поведя губами.

Целитель смотрела на Джаса, а Джас - на целителя. Молчание начинало затягиваться. Уличный мальчишка насторожился и снова напрягся; он не мог знать, как отреагирует взрослый маг на его дерзкое и непочтительное обращение, а потому невольно готовился к самому худшему раскладу. «Надеюсь, тебе не кольнет превратить меня в жабу или оставить от меня мокрую лужу. Захочешь – я и пикнуть не успею», - правая рука невольно потянулась к ножу, который, случись завязаться бою, был бы практически бесполезен, глаза оборванца сузились, а на лице появилось выражение обреченной решимости, какое обычно бывает у зверей, загнанных в угол, - «Ну уж нет! Сегодня я не сдохну!» Джас уже готов был броситься на противника, прыгнуть на него, обхватывая ногами за тело и метя лезвием в глаза или в горло, когда лекарь, наконец, заговорил. Проскользнули в интонации мужчины какие-то новые нотки, а с лица его исчезла улыбка, но, тем не менее, слова мага произвели на мальчишку определенный эффект, заставляя расслабиться, успокоиться и собраться. «Не хватало еще, чтоб меня отсюда просто вышибли». Джас вздохнул, убирая руку от рукояти ножа, потеребил внезапно зачесавшийся кончик носа и глянул на собеседника исподлобья. Доверять целителю по-прежнему не хотелось, и в голове оборванца всплыл один единственный, самый логичный вопрос: какого пса я вообще явился сюда? «Мог бы давно валяться в своем ссаном углу, пересчитывать зубы или ковыряться в ногтях, а может Крот подучил бы меня шарить по чужим карманам. Всяко дельнее, чем торчать в этом проклятом месте и трепаться с траханым магом». Джас нахмурился. С одной стороны, он мог просто высказать лекарю все, что о нем думает, и убраться куда подальше, но с другой, там за дверью его ждала девчонка с пузом, кажется верящая в то, что он действительно знает, как ей помочь. Мальчишка недовольно передернул губами и, снова сложив руки на груди, откликнулся.
- Лично у меня не стряслось ничего, - Джас говорил отрывисто и четко, не переставая хмуриться и все так же не сводя глаз с целителя, - Я притащил тебе кое-кого. Девчонку. Она ждет меня там, за дверью, - мальчишка на мгновение прервался, задумчиво почесал ухо, отчего выражение лица его сменилось на более спокойное и расслабленное, а после продолжил, - Я приведу ее. Думаю, здесь ей и впрямь самое место.
Кивнув собственному заключению, не дожидаясь ответа собеседника, Джас направился прямо к двери и бесцеремонно распахнув ее, зашагал к тому месту, где притаилась несчастная оборванка.
- Эй ты! Поднимайся! – обратился он к девчонке, - Я нашел тебе целителя. Видишь открытую дверь? Тебе туда! – мальчишка дождался, когда остроухая поднимется на ноги, - А теперь сгинь с моих глаз!
Договорив, Джас резко развернулся и направился в противоположную от лечебницы сторону. Впрочем, не успев сделать и десяти шагов, оборванец резко остановился и кинулся назад, нагоняя незнакомку и хватая ее за руку.
- Стой, дура! Я пойду с тобой. И выпущу этому уроду кишки, если он вдруг решит тебя оприходовать или пустить на опыты!
Вообще-то, более всего на свете Джас сейчас желал оказаться в любом другом месте, но внутреннее чувство ответственности, растревоженное совестью, не позволило ему просто уйти и бросить девчонку на произвол судьбы, отдать тому, кто на поверку мог оказаться тем еще ублюдком. Это была слабость. Непростительная слабость. Могло статься, что маг уже успел подготовить ловушку, и, стоит им войти, как они оба попадут в капкан или ловчие сети. Разумнее было остаться в стороне, но оборванец ничего не мог с собой поделать. «Ты мог быть на ее месте», - уверенно шептал внутренний голос, давя на жалость и еще не до конца вытравленную способность к состраданию.
У самой двери лечебницы Джас оттеснил нищенку, заставляя спрятаться у себя за спиной, и осторожно вошел внутрь помещения. К его радости, ничего не изменилось: маг и вещи по-прежнему были на месте, а каморка казалась все такой же тихой и уютной. Оборванец вздохнул, сделал несколько шагов навстречу мужчине, остановился, вытолкнул несчастную вперед.
- Вот. Это она, - мальчишка коротко фыркнул, поискал глазами что-нибудь, на что можно сесть и, остановив взгляд на какой-то лавке, плюхнулся на нее, вытянув вперед ноги, - Я не буду тебе мешать делать свое дело. Но останусь здесь и буду внимательно за тобой следить. Так что без глупостей!
Зачем добавил последнюю фразу, Джас и сам не понял, но в тот момент ему показалось, что она очень уместна.

Целитель не ответил, и Джас, в очередной раз порадовался тому, что мужчина не реагирует на его выпады и не стремится вытолкать наглого оборванца за дверь. «Слишком добрый, что ли? Или руки марать не охота?» - задумался мальчишка, внимательно следя за тем, как лекарь касается девчонки, говорит с ней и щупает ее пузо. Невольно глаза разбойника опустились вслед за чужими руками и уставились на огромный живот, вызвавший у него естественное чувство отторжения и омерзения, не столько к самому еще нерожденному ребенку и его горе-матери, сколько к тем, кто посмел выдрать остроухую и заделать ей дитя. «Выпотрошить бы вас, как ту утку, да протащить по всей Клоаке! А еще можно поотрезать хуи и заставить сожрать. Вот прям так!» Сам не замечая того, мальчишка начал злиться, и злость эта, подкрепленная какой-то давней обидой на весь свет и его несправедливость, переросла в настоящую опаляющую ярость. Джас резко выдохнул, размазал по лицу соплю, неожиданно вытекшую из носа, и подскочил на ноги, непроизвольно схватившись за рукоять ножа. «Выясню кто, точно зарежу и швырну в яму, чтоб на этих вонючих телах пировали гнойные крысы!» Оборванец огрызнулся, сделал шаг в сторону целителя, намереваясь выспросить у нищенки, кто же ее оприходовал, но вовремя остановился, до крови прокусывая нижнюю губу. Сейчас было не время, да и не место для подобных разговоров. Девчонка сидела на койке, слабо улыбалась мужчине, и Джас невольно укорил себя за грубость и поспешность. На краткий миг ему показалось, что несчастная куда сильнее нуждается в заботе, уходе и любви, нежели в мести. Это он, уличный мальчишка, случись с ним такое, предпочел бы помочиться на трупы ублюдков, а вот эльфийка… Эльфийка вовсе ничего такого не желала. Хмыкнув, Джас выпустил рукоять ножа и вернулся на место, принявшись теребить край рубахи. Он чувствовал себя немного скованно, неловко и смущенно. Впрочем, виду старался не подавать, хотя и сомневался, что у него это получается. «Телячьи нежности. Сопливая дура», - размышлял оборванец, разглядывая пол под ногами, - «Девка она и есть девка. Сразу на ласки повелась. Прямо как собачонка… И глаза такие, большие. Слезливые». Мальчишка нахмурился, бросив на остроухую недобрый взгляд. Впрочем, действительной злости в нем уже не было, равно как не было и презрения. За излишней серьезностью, показной грубостью, силой и независимостью, оборванец неумело прятал собственную горькую тоску по матери и детскую потребность в ласке и нежности.
Прошло несколько минут, прежде, чем Джас сумел отвлечься от внутреннего монолога и вернуться к тому, что происходило в лечебнице. К этому моменту, целитель как раз закончил осмотр и огласил выводы. Они, вопреки ожиданиям мальчишки, оказались положительными, и оборванец мягко улыбнулся магу уголками губ, когда случайно встретился с ним взглядом. Теперь вопрос казался решенным. Остроухая оставалась у этого странного небритого мужика, а он, Джас, мог пойти своей дорогой и выкинуть девчонку из головы. В конце концов, свое дело он сделал, а остальное его не касалось, во всяком случае, его уж точно не касалась участь несчастной. Мальчишка шмыгнул, поднялся с лавки, небрежно оправил штаны и приблизился к целителю.
- Раз она, - оборванец кивнул в сторону несчастной, - теперь будет тут, мне здесь делать больше нечего. Я пойду.
Слабо кашлянув, Джас развернулся на каблуках и, не глядя на остроухую, вышел из каморки лекаря, проклиная и себя, и уличную мразоту, и этот день, который мог бы пройти с большим проком.

На несколько недель Джас о девчонке действительно позабыл. Ему было чем заняться, к тому же, совершенно непостижимым для себя образом оборванец умудрился попасться на воровстве и несколько дней провел в сырой камере, где все его мысли занимало только одно – побег. Убегать, однако, не пришлось, его подержали за решеткой, отходили батогами и плетью и вышвырнули на улицу, как ненужный мусор, полагая, что нищий благополучно подохнет. Нищий, впрочем, оказался достаточно живучим и даже сумел доползи до Клоаки, где и отлеживался пару недель, всеми силами цепляясь за жизнь. О беременной девчонке, которую бросил в лечебнице, Джас вспомнил уже тогда, когда смог сносно шевелить конечностями и шататься по коридорам своего обиталища; вспомнив же, практически сразу направился к целителю, намереваясь узнать, как там поживает нищенка. Ни за что оборванец не признался бы себе, что беспокоится за какую-то там остроухую, потому предпочел списать свой порыв на подозрительность и недоверие. В конце концов, он действительно не верил странному мужчине, взявшемуся помогать уличной девчонке, которой, совершенно точно, нечем было платить. «Я эту кашу заварил, мне и расхлебывать», - думал мальчишка, пробираясь к лечебнице, стараясь не попадаться никому на глаза, дабы посторонние не отобрали у него небольшой мешочек из грубой ткани, набитый медяками. Этот самый мешочек, и эта самая мелочь были единственными ценностями, коими обладал Джас, но сегодня разбойник твердо решил расстаться с ними, если, конечно, лекарь не сгубил девчонку, а действительно выходил и выкормил ее.
На сей раз, мальчишке повезло. По пути, он нарвался лишь на сварливую бабу, да на пару головорезов в летах, от которых ловкому оборванцу удалось скрыться. В общем, ближе к полуночи Джас стоял на пороге лечебницы и настойчиво барабанил в хлипкую дверь. Подвоха и подставы он уже не ждал, но, тем не менее, опасливо попятился и схватился за нож, когда услышал возню за дверью.

Целитель отозвался не сразу. Подозрительного уличного оборванца это немного насторожило, заставив подобраться и приготовиться, если уж не к бою, то к чему-то подобному. «Дела свои грязные прячешь?» - Джас недобро сузил глаза, затравленно исподлобья глянул на хлипкую дверь, - «Так и знал, что у тебя гнилая душа». Вообще-то, при хорошем раскладе, мальчишка мог бы и призадуматься, списать промедление на занятость, усталость или на сон, в конце концов, но сейчас он чувствовал себя слишком паршиво для благодушного настроя, а потому привычно отступил, когда дверь, наконец, распахнулась, и в проеме возникла фигура лекаря. О своих поспешных выводах оборванец пожалел тут же. Одного взгляда на худого бледного мужика оказалось достаточно, чтобы понять, - ничего дурного он не замышлял, а просто до безобразия себя измотал. «Ниче. Все могло быть и иначе», - Джасу было стыдно, но вида он не подал, предпочитая оправдать себя самым простым и глупым образом; в конце концов, осторожность не раз и не два спасала ему жизнь.
- Здравствуй, - проговорил мальчишка тоном примирительным и смягченным, ступая внутрь и давая себе привыкнуть к освещению комнатушки, - Я…
Несомненно, он собирался сказать что-то еще, но осекся. Глаза непроизвольно широко распахнулись, а на лице застыло не то изумление, не то ужас, не то еще что. Нищеброд попросту не знал, как реагировать на столь прямое заявление Андерса. С одной стороны, ему казалось, что оно и к лучшему. Все же ни у этой девчонки, ни у ее младенца не было бы хорошей жизни; вероятно, они не пережили бы и первую зиму, но с другой, с другой Джасу было невероятно жалко девчонку, лишившуюся чада. Определенно, мальчишка был еще слишком мал, чтобы испытывать родительский инстинкт, но он хорошо помнил свою мать, которая любила его и оберегала, не смотря на то, что сама была немногим старше, чем он сейчас. Оборванец смутился и потупился, стыдливо переступив с ноги на ногу, слабо кашлянул, нахмурился, пряча за мрачностью растерянность.
- Я не знаю, что сказать, - в конце концов выпалил он, поднимая глаза на мага, - Мне жаль… -  Джас отвернулся, уставившись на остроухую, - Все это до безобразия не правильно, но она хотя бы выжила. Если честно, я сомневался, что будет так. Думал, ты просто их выкинешь, - мальчишка хлюпнул носом, поджал губы и виновато глянул на целителя, - прости, Андерс, мне не стоило сомневаться.
Он выпрямился, выдохнул и, подняв руку, слабо похлопал мужчину по плечу, надеясь хоть сколько-нибудь утешить.
- Не кори себя за то, что не спас, - оборванец все-таки сумел подобрать правильные слова, - Если бы не ты, и эта эльфийка, и ее отпрыск так и подохли бы там, на улице. Сейчас слишком холодно и почти нечего жрать, а она вряд ли бы смогла себя выкормить. В общем, ты ей помог, хотя и не так, как хотелось бы тебе, - Джас отошел от мага на пару шагов и замолк.
Впрочем, молчал он не долго. Теперь, когда знал, что случилось, когда убедился в том, что девчонка жива, а лекарь вовсе не похож на паршивого ублюдка, ему оставалось лишь поразмыслить над тем, как распорядиться теми жалкими медяками, что были у него с собой. «Отдать деньги тебе?» - мальчишка покосился на мужчину, - «Купишь на них еду, всякие нужные вещи, может, еще что… Или лучше плюнуть на будущее и порадовать девчонку какой-нибудь сластью, цацкой, игрушкой?» Ответ нашелся быстро. За годы жизни на улице Джас слишком привык выживать и мыслить здраво, а не потакать своим порывам и желаниям. Шмыгнув носом и поводив губами, мальчишка снова приблизился к Андерсу и протянул ему мешочек из грубой ткани.
- Вот возьми, - проговорил он, - Вам сейчас пригодится. Ты наверняка потратил на нее кучу денег, и потратишь еще, чтобы накормить. Раз уж ты не берешь плату за помощь, считай, что это подарок или это, как его, пожертвование, - Джас кивнул, радуясь, что вспомнил верное слово, - Назад не суй, я все равно найду способ оставить их тут, - оборванец так и замер с протянутой рукой, надеясь, что целитель все-таки добровольно примет его деньги. Впрочем, в противном случае, у него всегда оставалась возможность, просто сунуть монеты за пояс мужчины и убраться восвояси.

Целитель деньги не взял. Они так и остались лежать в ладони Джаса, в кошеле, обхваченном его же пальцами. Оборванец коротко фыркнул, сузил глаза, смерил мага серьезным взглядом и, почесав голову, насупился. Ответ мужчины ему не понравился, но настаивать на своем мальчишка не стал, - он знал, что заставит Андерса принять его помощь, если уж не деньгами, то вещами, зельями и прочей полезной лабудой. Правда, он слабо представлял, где все это добро можно раздобыть и, уж тем более, не знал, как приволочь его в лечебницу, но не сомневался, что с нехитрой этой задачей как-нибудь уж совладает. «Значит решено», - подумал он, засовывая кошель обратно в карман штанов, - «Девчонка получит игрушку и сладкое, а ты…» - Джас окинул бедную комнатушку взглядом, - «Теплые одеяла, крупу и какое-нибудь пойло. Да, выпить тебе бы не мешало». Сам оборванец не понимал, для чего мужики надираются и считал пьянство пустой тратой денег, но один знакомый совсем недавно ему растолковал, что пьют ради удовольствия и забытья. Тогда мальчишка только хмыкнул да отмахнулся, но сейчас, глядя на целителя, начинал осознавать, в чем состоит прок крепкого пойла.
- Как знаешь, - проговорил он, обращаясь к целителю, - На одном «спасибо» долго не протянешь, но дело твое. Раз так, то я пойду. Нечего мне здесь больше делать.
Пришлось слукавить, чтобы не выдать свою задумку, но, на сей раз, Джас выглядел весьма убедительным. Во всяком случае, ровно до тех пор, покуда Андерс не продолжил свою речь и не адресовал оборванцу безумную по своей сути просьбу.
- Чо?! – резко выпалил мальчишка от неожиданности, - Серьезно? От горя девчонка, кажется, выжила из ума. Я не умею нянчиться и сиделка из меня негодная. А помочь ей мне нечем. У меня, если ты не догадался, тоже никого нет, и живу я в обществе кучи мужиков. Эту остроухую там живо отымеют, да потом еще и глотку перережут ради забавы, а какой-нибудь хмырь еще и помочится на тело, под гоготанье своих дружков.
Джас напрягся, неприкрытая злоба и ненависть промелькнули в его взгляде, но тут же сменились недоверием и сомнением. Оборванец сузил глаза, отшвырнул руку мужчины, коснувшуюся волос, смерил эльфийку внимательным взором и, задрав голову, уставился на целителя.
- Знаешь, - добавил он, скривившись, - По-моему, ты просто врешь. Хочешь сбагрить ее, да? Вот и ищешь, кому бы отдать? Дай угадаю, ты предлагал, да никто не берет. Оно правильно, кому мы нахуй нужны! Ну да ладно, пока останется у тебя, я прикину, подумаю и заберу ее. Я тут думал, что с тобой не так, теперь вижу.
Мальчишка хмыкнул, недовольно выдохнул и, резко развернувшись, вышел из лечебницы, прикрыв за собой дверь. Вообще-то он хотел ей хлопнуть, но вспомнил, что там, на тряпках, дремлет остроухая, и не стал будить девчонку громким шумом. «Хватит ей дерьма», - заключил он, поведя плечом и сморщившись от боли. Конечно, стоило бы вернуться в Общество, устроиться в своем углу, да как следует подумать, но Джас поступил иначе. Тихонько пробрался он в одно укромное место, забрался в валяющуюся там солому и, забросав себя прелой, кое-где подгнившей травой принялся лихорадочно соображать. Что-то было не так, что-то с его пониманием и восприятием. Снова и снова оборванец прокручивал в голове разговор с Андерсом, фразы мага, и все никак не мог сообразить, в чем же таился подвох, и чего ради целитель выдумал девчачьи речи. Мальчишка хмурился, кусал губы, но так и не нашел ответа на тот вопрос, что мучил его, к тому же, запутался он и в собственных ощущениях. С одной стороны, ложь мага казалась приятной, ей хотелось верить, но с другой… С другой был он, Джас, уличный оборванец, вор, преступник и сирота. Он не мог, просто не мог никому понравиться и, уж точно, ни один продавец на базаре не мог сказать, будто бы у него золотое сердце. Остроухая, конечно, торгашом не была и выглядела набитой дурой, но узнать мальчишку она уж точно не успела. «Ладно бы она это про Андерса заявила… Хотя, может она всех такими считает. Глупая!»

Впрочем, как бы то ни было, на следующий день Джас снова заявился в лечебницу. Как и обычно он постучал, только вот в этот раз за ножи хвататься не стал; не потому, что начал доверять Андерсу, но потому, что руки его были попросту заняты. В правой оборванец сжимал кулек неизвестно с чем, в левой держал тяжелый мешок с крупами, а из-под мышки его торчали лапы большого плюшевого медведя.
- Впусти меня, - проговорил он, когда на пороге возник блондинистый целитель, - Я принес кое-что для девчонки. И для тебя тоже.
Договорив, мальчишка бесцеремонно вторгся в чужой дом, волоча за собой тот самый мешок с крупами. Как он его доволок ведомо было одному лишь Создателю, но Джас в этот миг собой гордился. Он не сомневался, что поступил правильно, даже несмотря на то, что спина, на которой он и пер свою ношу, нещадно болела, а кое-какие незатянувшиеся до конца рубцы лопнули и теперь кровоточили, пропитывая ткань рубахи.