Если бы сейчас Адриан мог видеть себя со стороны, он испытал бы острый приступ отвращения, смешанный с презрением и тем особым сочувствием, какое можно испытать исключительно к людям недостойным и жалким. Его открытая поза буквально кричала о доступности, с приоткрытых губ то и дело слетали короткие сладострастные стоны, тело выгибалось, горело и дрожало от охватившего его желания, глаза были прикрыты, на щеках заалел слабый румянец, а руки впились в цепи с такой силой, будто намеревались вырвать крепление из потолка.
- Ну же… - голос Амелла отдавал возбуждением и хрипотцой. Собственную похоть Герой не мог, да, к слову, и не пытался скрыть, - Давай же.
Чужие руки прошлись по обнаженной коже, почти обжигая, оставляя горячий след. Ферелденец дернулся в очередном глупом порыве высвободить руки и силой взять то, что не спешили давать добровольно. Дыхание Адриана окончательно сбилось, а остатки разума сорвались куда-то за край удовольствия, растворяясь в пучине страсти, в которую так давно и так отчаянно хотелось погрузиться. Поняв, что не может вырваться и прекратить сладостную томительную пытку, Страж прикусил губу, запрокинул голову и нетерпеливо повел ягодицами, грязно и откровенно предлагая магистру взять себя, взять прямо сейчас, несмотря ни на какие внешние обстоятельства. В этот момент молодому магу было глубоко безразлично, кто его партнер, где они находятся и, в конце концов, почему они делают это, никем друг другу не являясь. Все моральные принципы, все внутренние устои рухнули в один миг и скрылись за острым, отравляющим желанием, терзающим плоть. Лишь слабые отголоски, цепляющиеся за осколки воли, все еще скреблись в глубине души, сердца и рассудка. «Это постыдно… Это неправильно… Это отвратительно… Ты не должен. Не должен просить, умолять, желать этого. Ты не должен, не должен». Стражу было безразлично, в первую очередь, безразлично на какой-то там долг, не принесший лично ему ничего, кроме физических и душевных ран и непомерной усталости, которую так хотелось сбросить. Мужчина окончательно себя отпустил, отдавая тело во власть теплых рук, дарующих невероятное по своей сути наслаждение.
- Ахх… - почувствовав прикосновение к возбуждённой пульсирующей плоти, Амелл явственнее прогнулся в спине, простонал что-то невнятное и закусил губу, чтобы не начать просить взять себя. Сознание, конечно, практически не подчинялось магу, но унижение настолько противоречило его натуре, что даже магия крови не смогла вытеснить гордого упрямства.
Впрочем, просьбы и мольбы были излишни. Буквально спустя мгновение Адриан ощутил, как жаркое дыхание опаляет шею, обжигая кожу поцелуем, а в ягодицы упирается твердое естество магистра. От предвкушения и удовольствия, порожденного им, ферелденец снова сдавленно застонал и, насколько мог, расслабил мышцы, всем видом выказывая свою готовность и потребность приступить непосредственно к соитию. Вообще-то, он никогда не был снизу и никогда не отдавался партнерам, предпочитая брать, но в данный момент ему было решительно наплевать. Значение имело лишь всеобъемлющее безудержное желание, ставшее лишь еще более сильным, когда Эребус, наконец, проник внутрь и начал двигаться, задевая чувствительные точки. Впрочем, то была лишь физическая сторона удовольствия, которой, как выяснилось, тевинтерцу оказалось мало. Страж не заметил, как изменилось пространство, как дрогнул воздух, но нутром ощутил, что на смену жару и едкому пламени пришло что-то животное и могучее. Амелл почувствовал скользкое тягучее касание, какое ощущал не раз и не два. Как и всегда, Тхариэль обладала исключительным чутьем момента, приходя тогда, когда молодой маг был наиболее уязвим. Она шептала о любви, тепле и нежности долгими зимними вечерами, когда Герой метался по кровати в полубреду, еще не веря, что любовник действительно покинул его; она предлагала беспамятство, забытье и освобождение, когда Командор Башни Бдения буквально сходил с ума, не имея возможности спасти умирающих верных; она обещала защиту и поддержку, когда маг погружался в омут одиночества, - всякий раз, она находила, что предложить своему избраннику. Сегодня же демоница молчала, предпочитая упиваться властью над ослабленным и измотанным противником. Ей уже ничего не нужно было предлагать, стоило лишь заглянуть в самую душу, вытянуть самое глубинное желание и воплотить его, погружая великого мага в иллюзорный счастливый мир, сплетая для него несуществующую реальность.
Пространство снова дрогнуло, поплыло и неожиданно обрело форму. Адриан очутился в собственной спальне, именно такой, какой он ее помнил. Странное чувство покоя и умиротворения охватило существо Амелла, ни с чем не сравнимое ощущение наслаждения и внутренней радости. Это было когда-то давно, происходило в настоящем, предсказывало будущее. Страж пытался сосредоточиться, осознать, но понимание всякий раз ускользало от него, лишь стоило ему оказаться в нескольких шагах от разгадки. Тхариэль кружилась вокруг своего возлюбленного подопечного, заставляя Тень звенеть звонким голосом смуглого эльфа.
- Я никогда и подумать не мог, что ты все-таки позволишь мне… - демоница никогда не видела этого Зеврана, но для того, чтобы ловко лгать, знать было и не нужно. Она располагала всеми воспоминаниями Героя, выуживая их одно за другим и перебирая так, как можно было перебирать бусы, унизанные самоцветами. Тхариэль выплетала слова и подбрасывала их, заставляя заиграть и зазвучать по-новому.
Ферелденцу нравится. Довольно скоро мужчина оставляет попытки что-то понять. Рядом с ним находится Араннай, и кроме его стройного тела, его звонкого голоса ничто не имееет значения. Рука снова пытается взметнуться, чтобы коснуться лица, пройтись по точеным чертам, подцепить подбородок и впиться в желанные губы требовательным поцелуем, но встречает сопротивление пут и опускается.
- Я никогда не поеду в Антиву, - голос молодого мага звучит надрывно и хрипло, но тем не менее уверенно, - Все ее красоты уже здесь. Со мной.
Адриан, под стать любовнику, лукаво ухмыляется и подается назад, отдаваясь партнеру без остатка, не только телом, но и душой. Это кажется немного диким и странным, тягучим. Амеллу кажется, что он пьян, что пары алкоголя затмевают сознание, заставляя голову слабо кружиться. Когда убийца отстраняется, мужчина разочарованно стонет в голос, коротко огрызается, бросает похотливый горящий взор на любовника и сильнее хватается пальцами за цепи, чтобы устоять на ногах. Странная нега наполняет тело, делая слабее, превращая в податливую мягкую куклу.
- Не играй со мной! – требовательный вскрик и искренний заливистый смех, какого не было давно, уже очень давно, с тех самых пор, как Ворон исчез, оставив лишь воспоминания, по большей части причиняющие боль.
Мысль странно врезается в потухшее сознание и остается в нем тонкой занозой. «Что-то не так, неверно». На мгновение Страж хмурится, сужает глаза, утопая в карем омуте взгляда Аранная, напрягается, пытаясь сконцентрироваться на том, что беспокоит.
- Знаешь, Зев… - начинает маг, но фраза обрывается, поглощенная поцелуем. Адриан смежает веки и отвечает со страстью и жаром, подаваясь навстречу требовательным движениям, жарко стонет в губы партнера, не думая уже ни о чем, кроме желания и наслаждения.
Тхариэль чуть повела тонкими пальцами, наполняя пространство ароматами сурового Ферелдена, сплетенными с тонкими нотками солнечной Антивы, довольно улыбнулась, наблюдая за своей игрушкой, выгибающейся в руках своего врага, обошла магистра со спины, коснувшись ладонями обнаженной кожи.
- Вот видишь, маг, - демоница чуть сузила желтые глаза, выглядывая из-за спины Эребуса, - Я знаю, как удержать его здесь, как заставить его любить тебя. Если ты только хочешь… - голос прозвучал игриво и мелодично, над самым ухом малефикара, осмелившегося воспользоваться помощью обитательницы Тени.