Крэм судорожно выдыхает, события ночи проносят безумной вереницей перед глазами и оставляют после себя лишь соленый привкус кровяной корки на нижней губе. Он незаметно облизывает ее, будто смакуя сомнительную победу. Но, какого черта, он все еще на свободе, в то время как тевинтерские солдаты выстроились бездыханным отрядом у его ног. Не то что бы это был повод для гордости, но Крэм умеет радоваться малому – хотя бы тому, что до сих пор жив. Горизонт давно светел и чист, над ухом бодро запевают птицы, легкий ветер беспокоит саднящие царапины на виске. Он переводит свой взгляд на здоровенного кунари, который, несмотря на огромное количество ран, выглядел все также устрашающе. Если бы не тянущее чувство вины, он бы позавидовал, ибо после драк всегда походил на побитого щеночка.
Скрипучая старая дверь, ведущая в таверну, тяжело открывается под натиском его руки. Внутри ровным счетом никого, исключая спящего пьянчугу в самом дальнем углу помещения и испуганную девицу, резво подскочившую на стуле при виде таких колоритных гостей. Крэму невмоготу даже придумывать очередную байку или скорчить хоть сколько-то приятное на вид выражение лица, хотя, должно быть, оно тут и не столь нужно. Он еле волочет ноги, отбитое плечо стягивает тупой болью и его приземление на скамью никак нельзя назвать мягким. Оно сопровождается протяжным хрипом и усталым взглядом, бегло брошенным на девушку: пальцы показывают «два», что буквально означает «мне и моему другу крайне необходимо выпить». В конечном итоге, Крэм просто не нашел ничего лучше, чем податься в таверну. Им бы лекаря или мягкую кушетку, но в этих краях трудно найти и первое, и второе. Если только брести до ближайшей более-менее заселенной деревушки, но на то нужны силы. Не то что бы алкоголь мог восполнить их, но ощущение крыши над головой дарило хоть какое-то скудное ощущение комфорта. В любом случае, это лучшее, чем он мог отплатить.
Он выжидает, подобно преданному псу боится поднять на кунари взгляд, потому что знает, что увидит там то, из-за чего хочется распластаться в извинениях, если б они хоть чем-то могли помочь. Мысли мечутся в голове хаотичным клубком – что ему теперь делать? Здоровяк лишился из-за него глаза, а ему бы сказать хоть слово или подать признаки жизни, не восседая неподвижной испуганной статуей напротив. Несколько чувств били по осознанию практически одновременно, накрывали, так сказать, с головой, и Крэм – глупый, глупый Крэм – молчал, кусая язык и сплетая саднящие пальцы, покрытые чешуйками чужой крови.
- Зачем ты это сделал?! – вырывается само собой и Акласси быстро заливается краской, чувствуя нарастающее чувство стыда вперемешку с виной куда пуще прежнего. Ему бы вымолвить хотя бы «спасибо» или заказать здоровяку побольше выпивки, но вместо этого он воровато обвивает руками вовремя подставленную практически под самый нос кружку эля, пытаясь то ли спрятаться за ней, то ли отгородиться от собственной глупости. Мысли бегут впереди него и сейчас это кажется отчего-то крайне неправильным – уже завтра он сможет пересечь границу Тевинтера, если поторопится, спокойно убежит из этого царства лицемерия куда-нибудь, где, должно быть, не так много отличий, но вслед за ним хотя бы не последуют несколько человек, грозясь убить за то, что он оказался… Не таким, как все. Если бы он мог, то обязательно бы усмехнулся над такой иронией. В конце концов, ему не впервой страдать за подобное неповиновение. Если бы его спаситель знал, из-за чего произошел весь сыр-бор, то залился бы смехом, посылая недотепу ко всем чертям. Хотя, в каких-то там сказках спасение принцессы вполне себе достижение, только вот принцесса из Крэма очень дерьмовая.
- И… - Он кашляет в кулак, пытается хотя бы не так сильно выдавать свою растерянность и слишком очевидный страх, должно быть, маячившей размашистой надписью прямо на лбу. – Спасибо.
Акласси уставился в кружку, на вершине которой игриво поблескивали пузырьки – грозили вскоре превратиться в дешевую разбавленную водой бурду. И если забыть про тот факт, что около его переносицы красовался яркий, будто неаккуратно размазанная краска, синяк, да откликался на любое прикосновение болью напрочь отбитый до полного отсутствия обоняния нос, то эта хрень походила на вкусно пахнущую. И, будь воля Крэма, он бы пялился вовнутрь до самого заката, как сумасшедшие дамы пытаются увидеть свою судьбу на дне любой посудины, в которой остаются объедки или вроде того. Должно быть, смог бы разглядеть там свои запоздалые извинения и мало-мальски сносную благодарность.

Отредактировано Кремисиус Акласси (2015-06-15 01:18:04)

Юноша несколько секунд таращится в стену поодаль от кунари, затем незаметно кивает головой – размазали бы. В этом он даже не сомневался. В конце концов, при всем своем желании, он еще не настолько искусный воин, чтобы резво отражать выпады сразу нескольких человек. И если бы не внезапный спаситель, то черт его знает, что случилось бы. Может быть ему бы повезло и его отправили на трибунал, но что-то (здравая логика) подсказывало, что ему просто перерезали глотку, как какой-нибудь жалкой крысе. Сопорати, простецу, который не заслужил бы и поощрения, соверши что-то благородное. Акласси поморщился, в который раз коря себя за слишком развитое воображение и постарался быстро выкинуть такие картинки из головы. 
На место им пришло некое удивление, когда, словив растерянный взгляд официантки, которая поспешила удалиться сразу же после пристального рассматривания кунари, будто он зверушка какая-то диковинная, Крэм внезапно осознает, что толком ничего не знает о великанах. Он не сражался с кунари, да и за всю жизнь видел их только в качестве захваченных рабов. Нет, он слышал множество полных ужаса и драматичных придыханий рассказов о том, что они, по сути своей, безжалостные войны, не оставляющие после себя ничего, кроме выжженных земель и тел убитых. А если не убитых, то захваченных в рабство и превращенных в обезличенных недолюдей с помощью какой-то штуки, название которой он уже давно позабыл. В общем, о кунари, словно о надоедливом друге, рассказывали только самое плохое. Часто подобные легенды летали из казармы в казарму, несколько раз переделывались и меняли обрамление, но суть была та же – враги. Заклятые, непримиримые, свирепые и все в таком духе.
- Спас, - во второй раз кивает юноша, теперь более утвердительно. – Даже несмотря на то, что я…? – скользнул взглядом по своим наплечникам, изумленно приподнимая брови, как бы выказывая продолжение «...такая же тевинтерская крыса?» Фактически, он и правда ею был. Бежал из собственного дома, хотя по всем меркам понятий чести и достоинства должен был смиренно признать свое наказание.
Какая забавная ирония, что именно кунари ему помог. Крэм, в общем-то, прекрасно знал, что всегда есть толпа и лишь отдельно от нее – личность, и эти понятия никогда не нужно путать. В конце концов, он сам очень сильно… Отличался. Что, к слову, все равно не разбавляло его сомнений насчет возможности великанов отращивать себе новые части тела. И когда официантка, буквально, отбежала от их стола с новой порцией недоумения, коверкающего ее милое личико, Крэм, как-то совершенно неподобающе терзающему изнутри чувству вины, захохотал.
- Вряд ли сможешь, - он практически умолк, затем, вполне серьезно и задумчиво, потирая указательным пальцем подбородок. – Ты же не ящерица. – Пробежался взглядом по рогам великана, которые казались просто огромными и вспомнил, что он назвался Быком. И, возможно, Акласси был самый тевинтерский тевинтерец, типичный такой изнеженный человек, но никогда не понимал зачем называться так, если есть обычное имя. Впрочем, он все еще многое не знал, а расспрашивать о таких вещах как-то некрасиво. По крайней мере, не к месту. И, заслышав возмущения про невозможность подмигивания, Крэм все еще спасается бегством носом в кружку, вместо того, чтобы сказать хоть что-то утешительное или хоть сколько-то благодарное, но эль пахнет слишком приторно и надолго юношу не хватает. «Вынырнув» из посуды, заодно отреагировав на вполне закономерный вопрос кунари о том, что все же произошло, с самого начала теряется в ответе. Что ему сказать? «Меня выгнали, потому что я оказался женщиной»? Должно быть, для знатных вояк и мужланов это прозвучало бы примерно, как: «Я хотел прыгнуть выше головы». Крэм беззвучно злится, впрочем, давно привыкнув к вкусу подобной озлобленности – на себя, на систему, на паршивое место, в котором ему не посчастливилось родиться. И, черта с два, ему бы куда больше хотелось на Сегерон, чем бегать по лесам, словно крыса, которая действительно совершила что-то ужасное.
Акласси слышит сомнение в голосе кунари и видит легкую усмешку на его лице и уже готов провалиться под землю. В глубине души он, конечно, был рад тому, что ему не пришлось рассказывать это самому, степенно наблюдая за реакцией и стараясь не сгореть со стыда, но что-то внутри него надломилось – будто о нем думают, как о каком-то недоразумении, хотя Крэм и понимал, что Бык ничего такого не подразумевал.
- Да-а-а. Я не простой, - а сложный. – Молодой парень. – Кремисиус пожимает плечами, не зная, чем замять это неловкое разъяснение или, в частности для кунари, открытие, но затем решает, что лучше выложить все, как есть. В конце концов, он спас его и это подразумевает честность в ответ, как минимум, в виде эдакой благодарности.
- Я долгое время водил их за нос. Договорился с целителем, чтобы он меня не выдавал. Но затем на его место пришел новый человек, который даже не захотел говорить со мной и… - Крэм подхватывает кружку и разбалтывает содержимое, которое все еще было полным, однако пузырьки в нем давно полопались и теперь это походило на неопределенного цвета жижу, презрительно морщится и продолжает. – И теперь я тут, сижу и рассказываю тебе об этом, а в это время меня горазд поймать еще кто-нибудь жадный до вознаграждения или лишнего отгула, или что там им предложили взамен на меня.
Он махнул рукой, будто это все теперь не имеет никакого значения. Если он постарается, то успеет сбежать отсюда подальше, теперь уже совсем окончательно и это больше его не коснется. По крайней мере, в его утопических мечтах все обстояло именно так. На данный же момент его куда более сильно интересовало, почему кунари вдруг решил его спасти.
- А что ты там делал? Почему решился мне помочь?

Крэм недолго и совсем незаметно морщится от звучания собственного имени. Когда он служил в тевинтерской армии, офицеры орали его так, будто он натворил что-то ужасное, нелепое или глупое, или все одновременно. Будто им помыкали, заставляя возненавидеть даже такую мизерную часть себя. Хотя это имя было еще вполне обыденным для того места, в котором он родился. Там все такое – странно звучное и выглядящее, помпезное, будто даже его чертова фамилия в письме непременно должна заканчиваться парой замысловатых завитушек. Все это возвращало его мысли к тем временам, когда он не мог осознать себя и противился любым зачаткам назревающего собственного «я». Идиот. Сейчас он – Крэм. Не более и не менее. Солдат, мужчина и даже «эй, пацан» вполне себе стерпит. Впрочем, его новый знакомый никак не был виноват в случайно брошенным на слух именем, он попросту не мог этого знать. Однако сказанное им послужило для Крэма неким откровением, которое пробралось сквозь привычную обыденность, в которое теперь превратилось это бегство – его способны понять. Не унижая, не задавая лишних вопросов, просто способны и все. Юноша как-то нервно сглатывает, в очередной раз теряясь в этом чувстве благодарности, которая накрывает с головой и вот он уже почти готов выплясывать, как щеночек, бегающий за игрушкой.
- Значит у нас с тобой похожие недуги, - юноша отзывается бодрым смешком, одобрительно кивает головой на промелькнувшее «аллергия на несправедливость» и удивляется тому, как сильно ему повезло. – Если бы я мог, я бы… Сделал куда больше. – В конце концов, о прериях в тевинтерской армии он мог рассказывать вечно, да вот только смысла в этом не было никакого – за исключением блаженных, любой в Тедасе не понаслышке знает, что такое несправедливость.
Юноша отвел взгляд и невольно скользнул им по шнурующей туда-сюда официантке. Легкой, подвижной, приятной и, должно быть, очень стесненной такими колоритными гостями, что в данной обстановке даже добавляло ей определенного шарма. Она вообще очень странно смотрелась на фоне огромных деревянных столов, сделанных из кривых досок абы как, на фоне сбитых брусьев на стене, в которых историческим отпечатком остались мелкие следы топоров, стрел, кулаков и даже зубов – да, в трактирах иной раз творятся веселые вещи. Представлять ее среди подобного хаоса было как-то не по себе, но сама мысль о таком контрасте Крэму нравилась. Гармония несочетаемого царила здесь во всей своей прекрасности – гуманный кунари, хрупкая, но смелая официантка и… Крэм, сам собой представляющий один чертов парадокс. А еще Крэму определенно нравилась эта официантка. Она была бесспорно мила и если бы он не был похож на избитого щенка, да и не окажись в такой ситуации вообще, то непременно осмелился бы спросить как у нее дела. Но напротив него восседает кунари и он его слушает, причем вполне себе внимательно, чтобы успеть и позавидовать, и обрадоваться за то, что хоть где-то существует место, где кто-то может чувствовать себя правильным и понятым.
- И… Они не клеймят ее обидными словами и не пытаются навязать ей то, что ее решение было неправильным? – Крэм хмыкает себе под нос, будто взвешивая эту информацию в голове и, наконец, решается отхлебнуть немного из кружки. Пойло и правда не очень, но на голодный желудок все сойдет за большую царскую трапезу. Морщится, небрежно вытирает рот рукавом. – Я всегда думал, что у вас все куда… Строже. – Под «строже» он сразу представляет себе некое подобие рабов, которые виделись ему вместо грозных серокожых (преимущественно) гигантов. Он всегда наивно полагал, что эта раса была создана для войны, окружившая себя рамками, которые гордо именовались Кун, но сейчас даже немного корил себя за подобное невежество. Перед ним сидит кунари, что совсем не похож на раба, который спокойно рассуждает о своей родине так, будто видел ее со стороны, а не слепо поклонялся тем, кто называется себя господами. Перед ним сидит кунари, который спас его, хотя любой другой на его месте давно был бы рад размазать тевинтерскую рожицу по земле.
- Хм, - многозначительно бурчит себе под нос Крэм, немного краснея, ибо такие пикантные темы никогда не были его… умелой частью. Многие его товарищи-солдаты расплетались об этом обыденно, шутя и свободно переглядываясь игривыми взглядами с целительницами, но юноша в это все никогда не умел. И когда речь заходила о нем, о его «свершениях» на этом поприще, он только и мог, что стыдливо утыкаться взглядом в пол и вспоминать те единичные разы, когда мог хоть кому-то открыться. Впрочем, те девушки, с которыми он был, наивно полагали, что он - парень, потому что Крэм предусмотрительно никогда не позволял себя раздевать. Так что это вряд ли можно было назвать «открытием». Крэм спокойно относился к сексу и никогда не считал это чем-то очень важным, но и недооценивал его хотя бы как способ разрядки. Впрочем, разгоряченные алкоголем юнцы только и могут, что разномастно об этом рассуждать.
Юноша одновременно с Быком опускает голову, склонившись над столом и вслушиваясь в слова, которые имели для него определенную… ценность. Он уже не в состоянии скитаться в одиночку, особенно учитывая внезапно нахлынувшее внимание к его скромной персоне. Наверняка, если солдаты завидят его в компании с кунари, то припишут что-нибудь вроде измены родине и тогда все может обернуться совсем печально. В любом случае, вход в Тевинтер ему уже заказан. К тому же, здоровяк совсем не тот, кого тевинтерцы станут выслушивать – сразу кинутся на рожон, завидев потенциального врага.
- Банды наемников? И они тоже кунари? – Акласси удивляется вполне справедливо, ибо едва ли группку здоровяков беспрепятственно могли пустить хотя бы близ к границе Тевинтера. – А я… Ну, мне особо некуда идти. Сначала я метил в Орлей, а теперь понятия не имею, как смогу добраться туда хотя бы относительно целым. Это все, - он вскидывает руки, будто прямо за стеной уже стояла поджидающая их кучка имперских вояк. – Способствует развитию паранойи, знаешь ли.
Через пару секунд Крэм, буквально, готов врезать себе по лбу тяжелым ударом ладони. Чертов идиот, ведь это почти приглашение. Его взгляд неуверенно бегает по сторонам и еле-еле останавливается на лице кунари – он не умеет напрашиваться.
- Я бы мог добраться вместе с вами до Орлея, помочь чем-нибудь. Хорошо, если у твоей банды тоже есть аллергия на несправедливость, - хрипло смеется юноша и отпивает еще чуть-чуть из кружки. На вкус слишком приторно, наверное, также, как звучат его слова сейчас. Проситься в банду ему даже не приходит в голову, едва ли кому-то нужен наемник, не умеющий защитить самого себя.

Крэм утвердительно кивает на предложение спального места и только сейчас удосуживается подметить, как сильно болела его спина и ломило плечи. Мысли о хоть каком-то подобии кровати и свободных часах грели его душу, словно ему пообещали царскую опочивальню, а может даже сразу две, в придачу с теплой ванной. За всей этой беготней он и забыл, как оно вообще – нормально спать. Ради такого он готов быть и паинькой, и даже на парочку дней выкинуть из головы каково это - меч в руках держать. Впрочем, ничего сверхъестественного от него и не требовалось – сиди себе тихонько да не привлекай внимание. Это все он умел сполна, за несколько месяцев бегства превратившись в самую тихую мышь Тевинтера, да вот только о кунари такого сказать не мог. Ну, его внешний вид как бы внушал… Не только доверие, но еще некоторую опаску, черт его знает, в каком месте у них точка кипения находится и как сильно она загорится, сделай кто-нибудь что-нибудь не так. Вообще, в данном случае Крэм за это не особо боялся, его новый знакомый вполне сносно отождествлялся с понятием адекватности, но все же всех подозрений разом это не отметало.
- Хм-м, - многозначительно протягивает Акласси и на минуту замирает как вкопанный, представляя кунарийских женщин. Черт, если они такие же огромные и плечистые, то их определенно стоило бояться. Особенно человеческим мужчинам. Проходя мимо такой ойкнешь скорее не от красоты, а от того, как сильно сжимаются яйца в ожидании удара в лицо за любой «не такой» взгляд. В общем, Крэму стало даже как-то завидно и немного обидно. Его то хоть и не вычисляли сразу, вопреки сегодняшнему случаю, но иногда обмолвливались - «какой-то бабистый у вас мужик».
Юноша невольно усмехается, чуть не подавившись похлебкой, которая, покамест его вечным бегам, казалась ему самой вкусной пищей на земле.
- Ага, дикие. Кто-то от голода, кто-то от того, что папа подарил ожерелье с камнями не того цвета, - Акласси задумчиво утыкается взглядом в тарелку, в которой постепенно начинало виднеться металлическое дно. Он знал, что был прав, но что-то в душе кольнуло за слишком однобокое восприятие. «Есть исключения» трамбовало его мозг до терпкого привкуса совести, в конце концов, ему встречались действительно хорошие женщины. – Вообще, тевинтерки просто падки на экзотику, - Крэм усмехается себе под нос, вполне справедливо полагая, что рогатый великан, несмотря на все прерии их родин, хорошо зашел бы местным дамам.
- Вот оно как, - юноша вскидывает бровями, пораскинув мыслями на предмет сказанного. Крэму не редко помогали те, кого считали «отбросами» и часто бросали те, кто был хорошим по всем навязанным меркам общества. Он понимающе хмыкает и решает не говорить лишних слов, в конце концов, не каждый день встретишь милосердного кунари, который таскается с компанией брошенных этой жизнью. Он молча пожимает Быку руку и возвращается на свое место, все еще удивляясь такой разнице в… размерах – рогатый даже не шелохнулся с места, в то время, как Акласси пришлось перегнуться через весь стол. Он проводил удаляющегося Быка взглядом и чинно мирно дохлебал свой суп. Во всяком случае, его впервые за долгое время посетило чувство уверенности хоть в чем-то, а это было отнюдь не скромным подарком его ныне сложившейся жизни.
---
Ночь была душной. Крэм несколько минут ворочался на месте перед тем как окончательно провалиться в сон – нет, не в сладостно ожидаемый, а в вынужденный, когда усталость морит уже настолько, что сил сопротивляться совсем нет. Сквозь его сознание сочился храп Быка, который был похож на какой-то музыкальный инструмент, играющий низким тоном, прерывисто и, в общем, раздражающе. Затем начал слышаться шум старых скрипящих досок и сначала уставший мозг сваливал это на скрипучесть местных кроватей или на то, что кунари внезапно решил передразнить крик каких-нибудь дятлов, и только потом до него начало доходить, что этот шум исходит совсем извне. Акласси резко разинул глаза, бегло осматривая помещение. Дверь в комнату была приоткрыта, через нее сочился слабый лунный свет. Темный силуэт двигался медленно, почти подходил к старой деревянной тумбочке, за ним проскользнул второй. Кто-то третий шикнул – «не спугните». Разум Крэма блуждает в сонливости еще несколько мгновений, затем юноша резко спохватывается, вскакивает с кровати и хватает свой меч, резким выпадом ударяя рукояткой по голове тени, которая приблизилась аккурат к кровати где спал кунари. Акласси слышит характерный звон шлема, слетевшего с головы того, кого он успел задеть – стража. Только у них были шлемы своеобразной формы, будто горшки, да плюс при падении звенели, словно сотня колоколов. Неужто трактирщик решил выдать его местоположение? Впрочем, за несколько золотых его бы кто угодно сдал. Крэм чертыхается, оборачивается на шум и видит, что на него несется второй – рваный удар пронзает грудную клетку патрульного, кровь мерзко булькает, течет из его рта.
- У нас тут это… - Юноша мысленно обещает себе навалять трактирщику, если останется жив или хотя бы относительно цел. – Внезапная вечеринка.