Глаза засаднило от резкого дневного света, когда дверь конуры распахнулась. Заключённая зажмурилась на мгновение, и привстала с прелого соломенного настила, упираясь в него сбитыми кулаками. Зазвенела цепь, прикованная к массивному ошейнику на её шее - эта бижутерия оставила на ключицах пленницы нелицеприятные синяки и ссадины. Ослеплённая, она не сразу разглядела толстый чёрный силуэт, высеченный в проёме двери, но короткий свист и вдумчивый голос уже бил по ушам:
- Опять воду всю расплескала, дура, - миролюбиво сказал человек. - Фить-фить, пошла. Твой выход.
Пленница, привыкшая к свету, загнанным зверем зыркнула на пришедшего исподлобья. В своих мечтах она уже раздирала его горло собственными руками. Цепкие пальцы её знали хватку, с помощью которой можно было подцепить гортань, и опрокинув второй рукой голову врага назад, дёрнуть со всей силы... Однако вполне ожидаемая уже боль и громкий звон цепей прервали вереницу упоительных картин, которые рисовало её воображение - мужик протянул здоровенную лапищу и дёрнул за другой конец толстой цепи, на которой сидела Каана. Проехавшись коленями по деревянному полному заноз полу, женщина, скрипя зубами, не кинулась на своего обидчика, потому что она быстро училась. В прошлый раз бронзовокожая откусила нос одному из своих тюремщиков и за такую смелость она была вознаграждена хлёстким ударом бича, а потом ещё и парой безопасных, но крепких пинков, обрушившихся на неё, пока дикарка корчилась на полу и кусала землю от ярости и боли. Если бы он был один, то, может, и получилось бы свернуть ублюдку шею, но ублюдков было много.
Угрюмая, мрачная и злая Каана плелась за толстым мужчиной в кожаной одежде. Он был не много выше её, зато много шире, волосатые руки его не были ловкими, но были тяжёлыми. Морда у него была плоская, нос расплющен, а голос спокойный - мужик был знатоком своего дела, исполнял свои обязаннасти расторопно, а заключённых бил деловито и со вкусом.
Колючее плохо обтёсанное дерево пола сменилось пористым камнем, а коробка конуры - невысокими деревянным ходами. Дневной свет прорывался сквозь дыру в потолке, и оттуда же веяло морской солью и ветром, шумела великая солёная вода. Каана в который раз уже принялась искать глазами путь, по которому можно было бы добраться до перекладины и вылезти наружу, однако в теперь её отвлек знакомый шум за поворотом. Он был похож на шум моря, однако был резче, громче и чётче - Каана знала его. Так кричат белые лысые обезьяны, когда хотят, чтобы она дралась. Сама-то женщина не так давно научилась тому, что в общем-то и сама относится к расе лысых обезьян, так ей говорили серые рогатые гиганты. Однако всё её нутро решительно отторгало мысль, что бронзовокожая имеет что-то общее с этим великим множеством жестоких, непонятных и чужих существ, обёрнутых в неудобные тряпки.
Поняв, что её ждёт, женщина принялась брыкаться, вырываться и рычать, ругаясь на смеси торгового и кунлата, ведь ругательство - первое, чему учишься, знакомясь с языком. Скрюченными пальцами связанных рук она вцепилась в лицо своего тюремщика, чтобы содрать его как маску, но ещё две пары рук подоспели, чтобы оторвать разъярённую дикарку от мужика, срезать оковы и кинуть её в небольшой проём на мягкий рассыпчатый песок. Даже копья, посоха или кинжала не дали ей в этот раз.
Сердце медвежьего приёмыша колотилось как боевые барабаны, орущие голоса глушили, обнажённая грязная грудь мощно вздымалась, а обоняние её было атаковано лавиной тяжёлого человеческого запаха. Трижды уже её кидали на эту арену, трижды ей приходилось убивать того, кого она находила на ней, потому что иначе пытались убить её. Ни улыбки, ни чувства юмора у неё не нашлось для приветствия местной звезды - у медведей этому не научишься, с ними-то шутки плохи. И, в отличие от Защитника, дикарка ещё ни разу в своей жизни не вылезла сухой из воды. Внимательно Каана следила за бородачом на другом конце арены расколом светло-карих глаз хищника.
Также женщина время от времени посматривала на толпу, ждала, что всё прекратится само собой, но зрители хотели игр.
- Не хочу, не хочу, - шептала она то на всеобщем, то по-ривейнски, то на кунлате. Бронзовокожая пошла по краю арены, иногда опускаясь на четвереньки, иногда пытаясь красться. Она была разумным животным и знала, что драка значит больно, однако готова была дать дикий отпор, продиктованный самым сильным инстинктом из всех - инстинктом выживания. Обычно она никогда не нападала первой, зачем? Разве что только для охоты, да на тех, кто послабее. Всё, чего её хотелось, это чтобы стало тихо, тепло и мягко, и чтобы прекратилась боль. А чтобы это случилось, нужно было, чтобы тот с шерстью на лице перестал дышать. Собравшись с духом, Каана стала подкрадываться. Неторопливо, гибко и осторожно, как на охоте. Бородатый, конечно, видел её, но с инстинктами не поборешься.
Она выжидала момента, изучала, смотрела. Мужчина выглядел сильным и по всем правилам джунглей нападать на того, кто крупнее - ну просто неразумно. Поэтому, повинуясь до поры до времени законам природы, Каана медлила и наворачивала круги по краю арены, сверля Защитника взглядом. Обычно, они нападали первыми, и она ждала.
Отредактировано Каана (2015-06-19 19:17:06)