Местные звали этот край Эделай. Ливен не уточняла, почему у гадкого шемленского места, где воняло навозом и гнилыми овощами, такое мелодичное название, потому что не стремилась общаться с грязными шемами. Ненависть к роду человеческому в ней еще мерно тлел, и каждая встреча с людьми не позволяла полностью угаснуть. Одиноких путников эльфийка с ее немногочисленной семьей из двух человек видела на тракте, который троица огибала и обходила, как могла, но Ливен, как самая бесстрашная, все же подходила ближе, прислушиваясь к разговорам, к мыслям, сказанным вслух, всматривалась в табличке на дурацком общем языке. К сожалению, читать она так и не научилась, зато многое вынесла из болтовни быстрокровных.[ava]http://savepic.su/6121202.png[/ava]
Поместье банна располагалось поодаль от весьма разросшейся деревушки, которая, правда, еще не могла называться городом: множество жилых домов из дерева соседствовали с сараями и конюшнями, и никакого ощущение "города" от осмотра этих строений не возникало. Тут была таверна, больше похожая на перестроенную конюшню, второй этаж которой каким-то чудом застроили под комнаты, тут была и кузня с самым настоящим гномом-мастером, и даже винокурня, где экспериментировали с пшеничной водкой. Пары алкоголя Ливен очень нравились, но сунуться прямо в логово шемов без огневой поддержки в лицах сестры и брата она не рисковала. Как и в таверну. Как и в любое другое место в этом пропахшем людьми городишке. Хотя, надо сказать, гномов и эльфов тут было изрядно.
Их небольшой лагерь разместился в чаще леса, скрытый от глаз и охотников как магией младшей, так и густыми зарослями, через которые даже долийцам (они все еще так себя называли, хотя у них не было ни клана, ни традиций, ни хранителя; если хранителем можно назвать лекаря, мучившегося с их ранами, то да, это клан) было непросто продираться. И пока младшие занимались обустройством временного жилища, Ливен отправилась на охоту.
А ее любимой дичью были люди.

Одинокий купец понукал уставшую лошадку. Бедное животное без отдыху шло третий день и не собиралось поддаваться на хлестания человека, который хотел успеть к какому-то сроку в Эделай. Кажется, там была ярмарка, и на этой ярмарке его шкуры должны были хорошо разойтись. На тракте не было ни души, но это не смущало купца, ведь тут давно никаких инцидентов не случалось. А, завидев приколоченные к развилке таблички, он и вовсе успокоился, потому и не услышал, как сзади, мягко ступая по хорошо вытороченным шкурам, приближается его смерть.
Эльфийка почти ласковым движением обняла шею шемлена острым лезвием кинжала и резко дернула в сторону, словно передумала или испугалась. Черная кровь брызгнула так быстро, что в холодном воздухе повисла испарина от ее жара. Пока человек пытался разодрать или прикрыть свое горло, Ливен перебралась рядом с ним, подставляя ладонь под этот приятный для нее ручеек. Без понуканий лошадь остановилась, отошла в сторону к зеленой травке - пощипать. Охотница не отвлекала животину, а принялась методично разрезать одежду человека, чтобы посмотреть, из чего эта тварь сделана.

Через пару дней в Эделае начали голосить о кровожадной шайке малефикаров, учинивших на тракте целую серию нападений на одиноких путников. Пока что это были купцы и ремесленники, с которых содрали кожу (поговаривали, что сдирали ее заживо, и крики разносились по всем окрестностям, но почему на них тогда никто не отреагировал осталось загадкой), да выпотрошили как козленка для жарки на костре. Зрелище, которое представало перед свидетелями чудовищной расправы, не выходило у них из головы. Поговаривали также, что внутренности были как-то особенно разложены рядом с трупами, а вот кожу несчастных так и не нашли. Как и сердца.

Задрав голову к черному небу, усыпанному мелкой мучной крошкой звезд, чувствуя засохшую багровую корку на лице, она закрыла глаза и покачивалась из стороны в сторону. Из горла вырывался мерный звук, словно она пела некую лишь ей известную мелодию, песню, в которой не было слов. Она звучала в ее голове, звучала вместе с охотничьим рогом, разом с шумом листвы, деревьев, что скрыли ее ужасное деяние от досужих глаз.
Все чаще охота доставляла ей почти физическое удовлетворение - особенно, когда кровь добычи стекала по телу. Потому на ней не было доспехов или каких тряпок, прикрывающих грудь или промежность. Нагота словно давала ей дополнительную силу: шемлены не могли устоять, и каждый видел в ней легкую добычу. Хотя на деле, она была не только приманкой, но и охотником. [ava]http://savepic.su/6121202.png[/ava]
Ливен открыла глаза, ощущая себя обновленной. И грязной. Шемленская кровь всегда оставляла такое мерзкое ощущение. Даже волчья или медвежья кровь не застывала, превращаясь в пыль, на ее коже, как сочащаяся из быстрокровных дрянь. На подбородке еще были кусочки сердца, которое она в этот раз решила попробовать. Содрав парочку, приподнимаясь, закинула в рот, прожевала. Остановилась. Шорохи. Шаги. Тускло светящиеся в ночи эльфийские глаза метнулись в направлении звуков. Ощерилась, показывая измазанные в крови зубы.
Прислушалась к себе. Эта охота была изнурительной: дичь оказала сопротивление, бежала дольше, чем Ливен планировала, и никак не желала умирать. Пришлось приложить немало усилий, чтобы заколоть тварь и выпотрошить. Поэтому кожу она не успела закопать, как поступала с остальными. Та все еще сушилась на ветвях прямо над трупом, пока девушка проводила ревизию внутренних органов. Больше всего ее интересовало сердце. Ведь сердце, говорили, хранит силу того, кого убьешь. Эта мерзость была сильной, и его сила достанется ей. А если нет, то она здорово отужинает.
Но кто-то нарушил ее маленький ритуал. Острое ухо дернулось, и Ливен, точно дикая лесная кошка, сунула себе в зубы охотничий кинжал, зацепилась за дерево и вскарабкалась так проворно, что вряд ли ее кто увидел. Тьма давала преимущество. Сдвинув шкуру добычи так, что та пошла складками, нависла на ветке, с прищуром высматривая, кто же посмел вторгнуться в охотничьи владения. Висеть так на дереве, ощупывая взглядом, подозрением полным до краев, пришельца, было неудобно, но охотница давно привыкла к любым засадам. Покрепче схватившись за ветку, вытащила изо рта кинжал, повела плечами и всем телом, поудобнее выбирая момент и позицию, из которой хотела спрыгнуть. Едва шемлен - а это был он, их запах ни с чем не спутать - поднялся, она бросилась, не издав ни звука. Застав врасплох, опрокинула на спину, приставила лезвие к горлу, сама сев верхом. Волосы свисали вперед, нависая над мужчиной, прикрывая грудь, как и сгустившаяся вокруг тьма. Но горящие ненавистью к роду человеческому глаза ничто не могло заглушить.
- Алас шем, - прорычала, скаля зубы. - Сет'лин. Ма халам!

Шемлены вели себя по-разному, встречаясь лицом к лицу со страхом смерти. Ливен считала великой честью принимать облик смерти грязных тварей, топчущих земли, когда-то принадлежавшие ее предкам, отобранные силой. Она была готова подарить смерть с такой же силой, с какой шемы удерживались за жизнь. Потому что выживает сильнейший. И она - Ливен - была сильнее них. Что и доказывала с каждым убийством, одна-одинешенька нагоняя жути на все ближайшие места.
Но этот человек не выказывал страха. Более того, эльфийка ощущала... нечто... знакомое. Она утробно зарычала, словно волчица, отгоняющая других конкурентов от своей дичи. У нее был немалый опыт в имитации звериных звуков, и будь вне обзора шемлена, он вряд ли счел ее за эльфа. Обнажила зубы, чтобы он увидел, как остры ее клыки. Не затачивала, они сами так росли у нее, словно надавая больше схожестей с диким, звериным происхождением. Не зря ее прозвали "волчьей дочерью".
Резко нагнувшись, припала носом и губами к его шее. Там хранились самые сильные запахи тела, более сильные только в паху, но туда соваться она пока не планировала. Не сейчас. Сначала... сначала ей надо почуять, что стоит эта груда мяса с костями. Охотница сделала несколько глубоких вздохов, втягивая в себя все, что из себя представлял рыжий говорливец. От него несло дорогой и травами, какими-то потрескивающими неземными штуками, как от сестры, когда там махала рукой с коргой и высекала молнию. А еще он пах кровью. Этот аромат убаюкивал Ливен, и она, скользя носом по шее парня все выше, к его уху, цедила каждую каплю этого запаха, покачиваясь в такт только ей известным мыслям. Он был нагл, от него несло кровью, землей, потом и возбуждением. Он хотел ее, такую?.. Как забавно. Истеричный хохоток вырвался из горла, прокатился по ее губам, растянувшимся в безумной ухмылке. Зеленые глаза угольками поблескивали в едва различимой тьме.
- От тебя несет смертью, - заявила она на прекрасном общем языке, без "долийского акцента". - Мне нравится.
Не раздумывая, Ливен вцепилась голодным поцелуем в губы, словно желала не поцеловать, а обглодать его лицо. Кинжал все еще прижимал его горло опасно острым лезвием, но другая, свободная рука, уже принялась обшаривать тело в поисках пояса, штанов и того места, где можно занырнуть проворной ладошке в знакомом, заточенном до профессионализма жесте проверки на то, чем шемлен может ее порадовать. А если она его прирежет, встанет?.. Припоминая, во что превращается эта хреновина, когда шем мертвый, эльфийку неуловимо передернуло. Нет, такое не хочет. Не нравится ей такое, мертвое. Поэтому, когда ее ладонь самовольно, беспардонно влезла в штаны парня, она с удовлетворенным урчанием, прервала поцелуй, убирая лезвие в сторону, укладывая его на землю.
- Трахни меня, - с возбужденным придыханием, размашисто лизнула его щеку, добавив на ухо жарким шепотом. - Живо.