Свечение заклинания, собравшегося на руках Соласа, слишком чудное, и Мейллеонен недолго рассматривает его перед тем как окончательно распрощаться с валласлином. Закрывает глаза, подставляя лицо под руки эльфа, и старается сидеть смирно и не волноваться: сработает ли. Необычное заклинание, неизвестное и явно восстановленное Соласом по обрывкам из Тени приятно колет кожу, заставляя чуть улыбаться. Почти похоже на щекотку, но только немного легче и связано с магией. Перестаёт чувствовать тепло заклинания и открывает глаза в удивлении. Сразу же натыкается взглядом на улыбку Соласа и невольно задаётся вопросом, получилось ли у него или нет. Впрочем, уверена, что получилось. Иначе бы не стал смотреть так, будто видит почти в первый раз.
В смущении хочет закрыть лицо руками, непривычно думать о том, что знак Диртамена стёрт так просто и за минуту. Без него ощущает себя немного нелепо пусть даже и знает, что это рабский знак, и чуть склоняется над самым краем воды, чтобы посмотреть на своё лицо. Будто не доверяет взгляду Соласа, который молча говорил о том, что всё более чем хорошо. Без чётких и ярких линий на лице непривычно. Даже осторожно касается лица рукой, наблюдая за повторившим движение отражением, чтобы убедиться в том, что действительно она сама, а не кто-то ещё смотрит сейчас из воды. 
— Ma serranas, vhenan, — шепчет Лавеллан, отрываясь от собственного отражения. Даже веснушки смогла разглядеть, о которых и забыла уже из-за валласлина, закрывавшего их от чужих глаз. А затем обнимает его. Искренне благодарна ему и за правду, и за то, что помог убрать валласлин с лица. Иначе с этим знанием было бы трудно жить и видеть всякий раз своё отражение в воде. Теперь, кажется, иначе будет смотреть на каждого из эльфов и на те знания, которыми долийцы всякий раз делятся на Арлатвенах. Стоит проверять и перепроверять, а не принимать за правду всё, что только услышат. У неё благодаря Соласу была такая возможность. Хотелось бы только, чтобы и у других тоже была. Но для этого нужно время и достаточно терпения, чтобы обучить каждого.
— Я тоже должна сказать тебе, vhenan... — смущается, пряча лицо. Всё ещё думает, что отсутствие валласлина портит. Так долго ходить с ним, гордясь и не пряча от посторонних взглядов, а теперь будто важной части себя лишилась. — Ame i'var'linan.
И вновь поднимает взгляд на него, желая увидеть реакцию на свои слова. Улыбается, искренне, нежно. Разве это может быть плохой новостью, если она любит его, если она дорога ему.

Кажется, в своём неверии эльф серьёзен. Мейллеонен отпускает его, удивляясь такой реакции. Что может быть непонятного в её словах? Что странного он услышал, что так качает головой и хмурится? Она не лгала, честно сказав о том, в чём ещё недавно не была уверена. Он должен знать, это и его ребёнок тоже. Имело ли вообще смысл молчать, если рано или поздно, но он увидит изменения в её фигуре, в Тени рядом с ней, которая и без слов может легко выдать её с головой. Может подтвердить, что честна.
Долийка поднимает взгляд, вглядываясь в лицо Соласа, опустившего голову. Он действительно не верит. Действительно не готов верить её словам, отступая назад. Лавеллан подходит ближе, кладёт ладонь ему на плечо, пытаясь успокоить. Пожалуй, это было единственное, что она могла для него сейчас сделать. Зато сказать могла многое.
— Vhenan, — она начинает говорить тихо, хмурится немного, вторя за эльфом. Зачем он говорит о том, что это невозможно и что они слишком разные. — Зачем мне врать тебе?
Можно ли вообще врать о таком без всякого стыда? Для Лавеллан это слишком личное, никогда не смогла бы. Даже правду сказать боялась, чего говорить о лжи.
— Nar len, vhenan, — смущается, говоря это. На эльфийском сказать эту правду гораздо легче. Их кровь в одном существе, в одном ребёнке. Da'len ещё не рождён, но Мейллеонен уже любит его. — Почему ты говоришь, что это не может быть правдой?

Она смотрит испуганно, думая, что это просто неудачно сказанная фраза, шутка, небольшая ложь, которая должна заставить её немного поволноваться, но потом всё обязательно вернётся на круги своя. Оно не может быть правдой, потому что Фен'Харел может быть где угодно, но не здесь. Не с ней.  Они так много говорили на эту тему, она сама говорила о том, что у Волка точно есть какие-то другие дела. Более важные, более интересные и полезные, которые точно помогут ему смущать умы эльфов, обманывать их.
— Нет, — теперь её очередь не верить его словам. Короткий вздох и очередное «нет» срывается с губ. Она смотрит глаза в глаза с мольбой.
— Солас, пожалуйста, скажи, что ты обманываешь меня сейчас. Что это неправда, — это его ребёнок. Не Фен'Харела из легенд, ни кого-то ещё. Только его. Почему он сказал такую ужасную вещь.  Почему смотрит с огромным сожалением, молча извиняясь. Он не похож на Волка, никогда не был на него похож, никогда хотя бы отдалённо не совпадал с образом из легенд, которые рассказывала на ночь Дешанна. Он гораздо добрее, отзывчивее. Разве Фен'Харел может быть таким? Пришёл бы вообще Волк к шемам, желая им помочь и действительно разбираясь с их делами, или только был бы рад тому, что этот мир постепенно разваливается по частям? Второе, точно второе. Здесь даже и спрашивать не надо. Только взгляд эльфа доказывает то, что пришёл бы.

Слишком удивлена, слишком сильно шокирована тем, что его слова всё же оказались правдой, а потому спокойно позволяет убрать свою ладонь с плеча, позволяет сжать её, инстинктивно перехватывает его пальцы, по привычке, от которой скоро придётся отказаться. Она не знает, что сказать ему. Как теперь вообще говорить с ним, если он умолчал о том, кем является? Можно ли верить хотя бы одному его слову с этого момента, можно ли верить его прошлым словам, рассказам, действиям или Волк занимался тем, что умел делать лучше всего: лгал и притворялся. Эльфийка не знает ответа ни на один из этих вопросов, не хочет узнать, чтобы не стало ещё хуже. Она боится оказаться ненужной ему. Что вообще с ней случилось за прошедшее время, если сейчас, даже не смотря на его слова, всё равно боится именно этого: быть ненужной и безразличной Фен'Харелу, врагу, обманщику.
— Что ещё в твоих словах было ложью? — голос дрожит, ей немного старшно и обидно из-за его молчания. Из-за его попыток отойти и оттолкнуть. Только не сейчас, когда она призналась ему в самом лучшем, что случилось с ней за последнее время. Пусть даже это ребёнок Фен'Харела, но это и её ребёнок тоже.
— Твоё имя, твои, — делает небольшую паузу, пытаясь побороть образовавшийся в горле ком, — чувства ко мне тоже были неправдой?
Она не хотела задавать этот вопрос, но как же сильно волнует это сейчас, когда от его ответа зависит не только её дальнейшая судьба.

От его лёгкого прикосновения хочется увернуться. Она не должна позволять ему подходить ближе, касаться лица или волос. Она должна теперь помнить, кем он является на самом деле для неё, для её народа, что говорят о нём легенды и что рассказывают амелан и хагрен у костров на Арлатвенах. Ни одного хорошего слова, ни одной легенды с счастливым концом для тех, кто хотя бы раз успел обратить на себя внимание Волка. Сколько раз это успела сделать она и какой финал тогда ждёт её, если сейчас всё гораздо сложнее, чем в сказках на ночь для юной Sael?
Ответ эльфа не облегчает ситацию. Лучше бы он вообще её не касался, не поддавался порыву чувств, которые зовёт сейчас искренними. Было бы гораздо проще. Она бы ничего не узнала, не было бы ни малейшего повода для этого. Тогда бы он сохранил инкогнито, оставаясь в тени Инквизиции. В себе сейчас видит только проблему, небольшую помеху с довеском, от которой так легко избавиться.
— Я знаю, чего не случилось бы, — она криво усмехается, шагая назад и освобождая свою руку от его. Обнимает себя, закрывая руками живот. Много чего не случилось бы: она так и осталась бы дикаркой из лесов, которая ненавидит шемов и боится Тени; она бы не узнала о том, как выглядели балы в Арлатане; не получила бы в качестве трофеев простую полумаску из Орлея и наконечник стрелы из своего плеча. Даже валласлин остался бы на её лице, гордо говоря о том, что она долийка. Не было бы этого ребёнка, который ещё не родился, но уже успел испортить ей жизнь. А теперь, кажется, является совершенно никем: у неё нет клана, который бы принял оступившуюся Sael; у неё нет валласлина, который мог бы дать шанс на спокойную жизнь в другом клане. У неё только и осталось, что брат, который не примет то дитя, что носит сейчас под сердцем, и глупая da'len, боявшаяся собственных способностей.
— Ты прав. Оно «было». Всё, что происходило между нами, закончено, — тяжело произносить эти слова. Она отводит взгляд, почти отворачивается от него сама, не желая смотреть. И боится его, пожалуй, слишком сильно.