Изабелле и вполовину не так весело и привольно, как должно бы быть.
У нее снова есть корабль, у нее есть новая бравая команда молодцов, готовая убивать за нее и умирать за нее, у нее есть все, чего ей не хватало все эти годы – только нет того единственного, кто способен был ради нее перевернуть законы мироздания и сделать невозможное, не требуя взамен ничего, кроме правды. И нет того, кто умер там, на холодной брусчатке Киркволла за свое единственное собственное желание, объявленный отступником, почти сумасшедшим, преданный ею и ею же втихомолку оплаканный, и вот его не будет уже никогда. Изабелла не привыкла жалеть о содеянном, но сейчас ей муторно и тоскливо, ее тошнит от запаха моря, от просоленного до скрипа на зубах воздуха, от истекающих смолой, застывающей в ночной прохладе, досок, от пряного запаха корабельных сосен, превратившихся в мачты, от выбеленных солнцем и зноем парусов, от просмоленных канатов такелажа, от всего того, что когда-то казалось ей символом ее личной свободы и независимости, а стало – ловушкой. Она презирала кунари за то, что они слепо следуют пути Кун вместо того, чтобы найти свой собственный, а в итоге сама оказалась неспособна сменить курс, свернуть паруса и пристать к берегу после стольких лет плавания.
Море стало ее путем Кун, судно стало ее Казематами, а свобода – рабством.
Весьма иронично.
Портовые доки – не лучшее место для ночной прогулки, но Изабелле плевать, она, в конце концов, бравый капитан гордой «Hissera», Королева Восточных Морей, отчаянная баба, с которой зареклись связываться уличные воришки и высокопоставленные мошенники. Ей до смерти хочется надраться и подраться в ближайшем кабаке, благо в Лломерине такое времяпровождение уже давно перешло в ранг национальных забав: здесь пьют от радости и пьют из горя, пьют в задумчивости и вьют в бездумье, пьют на закате и пьют на рассвете, и разгоряченная алкоголем кровь вспыхивает, как гаатлок, с равным успехом бросая тело и в кабацкую драку, и в чужие объятия.
Изабеллу устроит любой вариант, ей не впервой вытравливать из себя переживания, камнем тянущие на дно, главное – вовремя забыться, а дальше уж само пройдет, полегчает, и море больше не будет казаться страшной бездной, жадной пастью, готовой сожрать и «Hissera», и ее команду, и ее душу в своей неутолимой жажде. Изабелла не любит ненавидеть море, потому что даже в самые дерьмовые моменты ее жизни она не может ненавидеть его истово и всей душой – часть ее все равно замирает в восхищении и рвется от тоски по водной глади, по белопенным гребням, по штормовым волнам, по ветру в парусах и соли в волосах. Нет ничего хуже, чем ненавидеть и любить одновременно, поэтому ривейнка предпочитает избавиться от ненависти к тому, что не сумеет разлюбить никогда, как можно скорее.
Ночная жизнь Лломерина вносит в ее планы свои коррективы, стоит только Изабелле покинуть палубу.
Не всем по вкусу ее сделка с Кастильоне, не всем по нраву смерть такого выгодного нанимателя, а слухи в их кругах разносятся быстро, и это вовсе не та слава, которая помогает выжить или хотя бы оградить себя от наиболее наглых представителей той самой прослойки населения, которую даже пиратская вольница считает отребьем. Они поджидают ее в доках, наверное, еще с того момента, как «Hissera» пришвартовалась в порту – чутье у таких людей, как у крыс, и, как крысы, они сбиваются в стаи и норовят напасть со спины.
В какой-то момент Изабелла даже выдыхает с облегчением – вот оно, долгожданное облегчение, вот он, шанс выплеснуть гнетущую тоску и напряженное ожидание в жаркой схватке, в яростной пляске совершенно бесчестной, подлой и грязной портовой драки с ее хитрыми увертками и припрятанным в рукаве оружием, безжалостно-точным и таком же подлом, как и душа этого города.
Она скалится задорно, насмешливо бросает в тревожно-звенящую ночную прохладу:
- А ведь это даже оскорбительно – полтора десятка против первой фехтовальщицы Лломерина… Меня тут совсем не уважают?!
Разумеется, ривейнка не настолько самонадеянна, как пытается показаться, она просто бравирует, надеется выиграть пару лишних мгновений, чтобы запомнить расположение своих противников. Разумеется, это не сильно поможет ей в дальнейшем, но сейчас Изабелле важнее ускользнуть от первых ударов – ей, гибкой и ловкой, с ее кошачьей скоростью, будет куда легче драться, когда половина этой бестолковой толпы будет путаться под ногами у собственных подельников. Такие бестолочи всегда нападают вместе, не соображая, что без должного мастерства будут только мешать своим же – так они и поступают, изрыгая проклятия в адрес пиратки.
Изабелла крутится ужом, уворачиваясь от незамысловатых атак. Она все никак не может сократить дистанцию, чтобы полоснуть изогнутым лезвием чужую плоть, ее держат на расстоянии меча, и, хотя она и умудряется тяжело ранить одного из противников в живот, вспарывая брюхо обратным движением, на плече уже кровоточит глубокий порез, исподволь ослабляя хватку.
По всему выходит, что это и есть ее конец – по дороге с собственного судна в ближайший кабак, в грязных доках, задавленной голой массой мстительного отребья, которое даже после смерти Кастильона продолжает служить своему щедрому нанимателю. Тот, наверное, изрядно сейчас веселится, наблюдая из изнанки Тедаса за ее смертью, но как бы там ни было, Изабелла намерена дорого продать свою жизнь.
Сдаваться она не привыкла.

Отредактировано Изабелла (2016-04-13 20:25:15)